Репортаж о штурме Зимнего
На революцию корреспондента "Коммерсанта-Daily" ОЛЬГУ Ъ-МАНУЛКИНУ пригласил Джерард Макберни — композитор и знаток русской музыки, без деятельного участия которого не проходит ни один русский проект. Макберни был одним из ведущих семичасовой программы, подготовленной "Радио-3" Би-Би-Си и проходившей в основном в живом эфире из Зимнего дворца.
Би-Би-Си решило своеобразно отметить 80-ю годовщину Октябрьской революции — многочасовым ночным радиорепортажем из Санкт-Петербурга, посвященным российской истории ХХ века. Причем воспринять ее британский радиослушатель должен был в первую очередь через музыку.
Революция началась с приема в британском консульстве. Затем приглашенные (преобладало британское землячество) тихо и без революционных лозунгов поднялись к месту исторического события, уже оккупированному радиокомандой Би-Би-Си — на сей раз, как заметил ведущий Джон Симпсон, по любовному соглашению с хозяевами. Михаил Пиотровский занял место в первом ряду Концертного зала, консерваторский хор "Молодые голоса России" под управлением Петра Россоловского выстроился перед гробницей Александра Невского — и революционный процесс пошел.
Правда, первые два часа были отданы Серебряному веку, после революции настал черед темы "Террор", а закончилось все выступлением "Терем-квартета" и группы "Колибри" — за семь часов создатели программы прошли по всему XX веку.
Кроме того, Октябрьская революция по-английски была полна очаровательных парадоксов. Трансляция шла из Зимнего дворца, ночью, в живом эфире — но по радио. По едкой оценке одного из слушателей, ее проще было бы осуществить прямо в Лондоне. Ведущему Джону Симпсону, мастеру репортажа из "горячих точек", объявлять и обсуждать пришлось преимущественно музыкальную программу. Серебряный век и революция были представлены музыкально — но без Скрябина, Рахманинова и раннего Стравинского, зато с обильной дозой Римского-Корсакова. Под прикрытием парадокса — а возможно, и благодаря ему — продюсеру Готтому Рангараджану и его команде удалось успешно осуществить задуманную операцию.
Сейчас, когда частные каналы преуспевают в трансляции популярной классики, подавая ее в форме радиоклипа, высоколобому "Радио-3" приходится обороняться. Акция по захвату Зимнего призвана укрепить позиции "Радио-3" и показать, что есть и настоящее радиоискусство: утонченная беседа специалистов, нетривиальный подбор музыкальных номеров, особая атмосфера, оригинальная концепция.
В Петербурге все необходимые слагаемые были налицо. На месте временного правительства — сначала в Концертном зале, а затем в самой Белой гостиной — рядом с Джерардом Макберни расположился молодой и амбициозный историк Орландо Файджес, чью книгу сейчас называют одним из лучших трудов о российской революции. Их партнерами по диалогу стали историки Лев Лурье и Борис Колоницкий.
Необычность музыкального ряда порой заставляла русских слушателей вздрагивать: каково слышать народную песню "Веники, веники" в качестве заставки к теме "Серебряный век" и "Ай, во поле липонька" из "Снегурочки" Римского-Корсакова — в качестве ее финала! Сюита из "Царя Салтана" того же Римского-Корсакова, полонез Лядова и два фрагмента из "Раймонды" Глазунова (в исполнении академического симфонического оркестра Петербургской филармонии под управлением Владимира Альтшулера) — тоже не те вещи, которые первыми приходят на ум, когда слышишь слова "Серебряный век". Однако какое дело до этого британскому радиомеломану — для него весь репертуар абсолютно экзотичен, не говоря уже о русских романсах в исполнении консерваторского хора с его не менее экзотичными голосами.
На простой британский слух, в эфире в ночь на 25 октября происходило нечто невероятное: шаги Джона Симпсона отдавались эхом в Малахитовой комнате, били часы "Павлин", а шум машин во врезке, записанный заранее Джерардом Макберни, был именно шумом машин около Большого дома, где Анна Ахматова стояла когда-то в очереди с передачей для сына.
Пожалуй, это-то и стало вознаграждением британским идеалистам, вложившим средства в то, чтобы радиоиллюзии их слушателей были подкреплены ощущением аутентичности и сопричастности. Как и те невозможные в мирное время сопряжения, которые может породить только революционная ситуация. Когда Джон Симпсон, простой любитель музыки и легендарный британский военкор, прослушал кантату "К 20-летию Октября" (Прокофьев использовал в ней тексты Маркса, Ленина и Сталина), он внес свою лепту в решение головоломки, которая мучила и комиссию, в 1937 году так и не допустившую кантату к исполнению, и современную аудиторию, видящую в этом музыкальном хулиганстве невероятно дерзкую буффонаду. (Запись делалась в Мариинке, где кантату даже попытались усилить, разместив в директорской ложе простирающего руку Ильича в кепке.)
Так вот, раздел "Революция" (тексты из речей и писем Ленина 1917 года, выкрики "Телефон! Телеграф!") Симпсон оценил так: "Я был на многих революциях — в Африке, Южной Америке. Эта музыка схватила меня за горло, так что мурашки побежали по телу: это именно то, что чувствуешь изнутри революции!"