Сложноподчиненная конструкция "если — то" всегда вызывает вопрос: а нельзя ли каким-то образом переломить железную логику и по своим правилам выстроить причинно-следственные связи. Всегда ли пылкий роман сопряжен с женитьбой, а покупка — с расставанием с денежными знаками, а авиабилет — с отдыхом в теплых странах?
Писатель МИХАИЛ ВЕЛЛЕР, автор двенадцати книг, проживающий ныне в Таллинне, невольно стал участником эксперимента по выяснению истинной сущности причинно-следственных связей и пришел к нетривиальным результатам.
Замечательная была поездка в Финляндию. Оказался я там, чтобы подписать договор о новом литературном журнале, который должен был печататься в этой самой Финляндии, куда американские спонсоры и переведут деньги. Блюсти наши интересы в смысле этого журнала мы выехали втроем: председатель культурного фонда Эстонии, заместитель министра культуры (люди в коммерческих делах незаменимые) и я. Ехать мне особой нужды не было — в калькуляции я ничего не смыслю, но документы были уже готовы, да и мне было интересно прокатиться в страну, в которой я еще не был.
И вот прибываем мы в Хельсинки. Нас встречают на роскошном мерседесе с двумя антеннами. Селят в пятизвездочном отеле Marski с открытым счетом. И, вдобавок, выдают каждому на руки по пятьсот финских марок. Я не успеваю сообразить, на что бы такое путное эти лишние деньги потратить, поскольку программа визита получается уж слишком плотная — переговоры, встречи, обсуждение нюансов договора, в которых я ничего не смыслю, а еще обеды и ужины со всякими важными людьми.
Мне, собственно, ничего покупать и не надо. Но ведь смешно везти обратно в Эстонию финские марки. И вот приходит последний наш день в Хельсинки — завтра в девять утра паром. А деньги — как и в первый день — лежат у меня в кармане брюк. Вечером, после очередной встречи и перед последующей, у нас обнаруживается "окно" из сорока минут. И я с председателем культурного фонда, отчетливо понимая, что другой возможности как-то пристроить деньги не будет, гуляем по городу и заходим в магазины. Спутник мой быстро покупает семье какие-то сувениры. А что делать мне? Тратить больше ста долларов на безделушки и ерунду мне не хочется. Надо купить что-то одно — чтобы это была вещь. И тут мы проходим мимо магазина, на витрине которого выставлены телевизоры и магнитофоны. И меня озаряет: я куплю двухкассетник. И представляю: сижу я, к примеру, пью кофе, теплый ветерок и аромат жасмина в открытое окно — а рядом музыка играет.
Мы заходим в магазин, и я начинаю выбирать. Магнитофоны самые разные — от девяноста марок до девятисот девяноста девяти. Но у меня-то пятьсот. И я хочу при этом на мои пятьсот марок иметь двести процентов удовольствия. Я прошу показать то один магнитофон, то другой. Здесь почему-то все имеющиеся в наличии продавцы начинают тихо переговариваться между собой. Один из них снимает с полок магнитофоны, посмеиваясь, а два других покуривают и хихикают. Председатель культурного фонда некоторое время молчит, мнется, и наконец говорит мне тихо: "Миша, пойдемте отсюда." "А что такое, — не понимаю я, — сейчас я куплю что-нибудь и пойдем". "Нет, пойдемте, а то эти финны себя плохо ведут. Я немножко знаю финский язык. Так они не очень хорошо о нас говорят. Правда, правда", — и тянет меня к выходу. Мы выходим на улицу под нескончаемое хихиканье продавцов. Я смотрю на часы и обнаруживаю, что времени у меня совсем не остается, а деньги, напротив, остаются. "Нет, — говорю, — я вернусь и куплю этот чертов магнитофон, тот, последний, за 499 марок. А кстати, что они говорят?" "А они говорят, что эти русские всегда долго выбирают какую-то ерунду, торгуются и ничего не берут". "Ну так пойдем и возьмем", — говорю я. А пока мы объясняемся, мимо нас в магазин прошмыгивает стайка девушек. И когда мы возвращаемся, нас встречает взрыв хохота — продавцы уже ушли в свою подсобку пить пиво, на коленях у них сидят те самые девочки, и они вместе оттуда глядят на нас и смеются. А за прилавком остался какой-то мальчик, тля чернявая. И он прямо-таки покатывается со смеху. Я, делая вид, что ничего не понимаю и сохраняя остатки собственного достоинства, прошу опять дать мне магнитофон за 499 марок. Эта просьба вызывает у веселой компании новый приступ хохота. "Я же говорил, что они вернутся", — краснея, переводит мне председатель культурного фонда их ржание. Я еще раз, показывая, что и я не лыком шит, оглядываю магнитофон, тыкаю в какие-то кнопки. Тыкаю с тупым видом — я в этих кнопках ничего не понимаю. И прошу мой двухкассетник упаковать. Мальчик, не скрывая усмешки и обмениваясь репликами с компанией в подсобке, убирает магнитофон в коробку и заклеивает ее лентой. Дева Мария, как же я ее понесу? — коробка очень громоздкая. "А нет ли у вас веревочки?" - жестами и мимикой изображаю я, несмотря на страдальческое лицо председателя культурного фонда. Тут финны просто ногами начинают дрыгать от хохота. Нет, у них в магазине не продают веревочки, вежливо объясняет мальчик. Вот дальше по улице есть магазин, там продают веревочки, туалетную бумагу, шампунь. Это я понимаю без переводчика. Потом я уже подумал, что у них, наверняка, были какие-то пакеты. Но утаивание пакетов тоже, видимо, входило в игру. Но не мог же я уйти вот так просто, и мы европейским штучкам обучены. "Tax free, — произношу я, — выпишите мне, пожалуйста, tax free". Тут они обрадовались еще больше, а один из продавцов даже фыркнул пивом,"не справившись с управлением". Мальчик начинает заполнять талон tax free и запарывает два бланка, старательно выводя мой домашний адрес и фамилию. В конце концов, я предлагаю ему свои услуги. И пока я заполняю талон, вся компашка доходит просто до коликов. Председатель культурного фонда, вопреки собственной воле претерпевающий такое унижение, стоит рядом со мной — красный, напряженный и проклинает минуту, когда он пошел со мной в магазин. Наконец, я выписываю талон и протягиваю его мальчику вместе с паспортом — пусть проверит. Нет, нет, машет он руками, мне ваш паспорт не нужен, только талон. Потом мне говорят "спасибо за покупку", артистично провожают, и мы, оставшись за прозрачными дверями, плюемся и чертыхаемся. Мне моментально становится жалко денег, потраченных на какую-то ерунду — я осознаю, что магнитофон мне совсем не нужен. Короче, с жасмина осыпаются лепестки и листья.
В гостинице я меняю сорочку, галстук и, охлопывая себя по карманам — все ли на месте, неожиданно нащупываю в заднем кармане брюк что-то. Вытаскиваю — пять бумажек по сто марок. Это еще откуда? Вроде бы больше нам денег не давали. Я начинаю восстанавливать ход событий в магазине и с ужасом обнаруживаю — за всеми этими приколами, насмешками, неловкостью и желанием держаться во что бы то ни стало с достоинством, факта передачи денег я просто не помню. То есть его просто не было. Я похолодел. То есть получается — я украл? Я? В честнейшей Финляндии? Я, проживающий в пятизвездочной гостинице с открытым счетом?
Вспомнив, что в талоне, который мы выписывали с мальчиком совместными усилиями, написан мой адрес и кто я такой, я похолодел второй раз. Так, теперь в союз писателей придет бумага — и после этого только стреляться. Вернуться в магазин я не могу по двум причинам — во-первых, у меня дела, во-вторых, магазин уже закрылся. Тут в комнату входит председатель культурного фонда, уже справившийся со своим унижением, свежевыбритый и бодрый. Я показываю ему деньги, простираю руки к коробке с магнитофоном, и он, моментально сообразив в чем дело, начинает дико хохотать. Отсмеявшись, он объясняет мне, что издевательство над клиентом всегда наказуемо, а нам, мол, больше беспокоиться не о чем. Действительно, не будут же меня разыскивать из-за какого-то неоплаченного магнитофона? "Постой, говорю я ему, а tax free?" Тут он, опять-таки, начинает похихикивать и говорит: "Ну, если ты такой честный, завтра с утра позвоним им в магазин — пусть присылают курьера за своими деньгами на паром". Несколько успокоенные, мы все-таки приглашаем на большой совет заместителя министра культуры. И вот появляется замминистра культуры — молодой, розовощекий, прошедший через комсомол, партию , функционер последнего призыва, выслушивает историю и говорит вслед за классиком: "Не верю. Покажи магнитофон и талон". Я волоку коробку и предъявляю талон. Ногтем он разрезает ленту, которой заклеена коробка, открывает: и правда, магнитофон. Я рядом что-то лепечу, что я не вор, что сам не понимаю, как это вышло. Постой, говорит замминистра культуры, у тебя деньги спрашивали? Нет. За тобой бежали по улице с проклятиями и требованиями вернуться? Нет. Тебе подарили магнитофон и сказали "Спасибо", проводив до дверей и пригласив заходить еще. Что ты волнуешься? Нечего было этим парням с девочками пиво пить в рабочее время, да еще и шутки шутить над клиентами — вот и дошутились. Я еще не видел человека, продолжает замминистра культуры независимой Эстонии, которому бы удалось так удачно сходить в магазин. Не говоря уже о том, что я не встречал более удачной сделки. Я попрошу вас, Миша, в следующий раз пойти за покупками вместе со мной. После чего со словами: "Надеюсь, после всего случившегося ты не будешь цинично претендовать на 10 процентов", он выбросил талон tax free в мусорную корзину, и мы отправились на деловую встречу, на которой решалась окончательная судьба моего журнала.
А оставшиеся у меня пятьсот марок мы прогуляли на пароме. Все-таки было ощущение, что деньги "левые" и неправедные. А журнал мой так и не получился — в последний момент американцы зажадничали. Единственное, что осталось от этой затеи — воспоминание о пяти днях халявы в Хельсинки и магнитофон, приемник которого, кстати, очень хорошо "берет" Финляндию.