Премьера театр
В театре "Школа драматического искусства" состоялась премьера спектакля "Горки 10" в постановке Дмитрия Крымова. Режиссер соединил в спектакле несоединимые, казалось бы, произведения советской классики. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Программка предупреждает, что для создания "Горок 10" Дмитрию Крымову понадобились пьесы "Кремлевские куранты" Николая Погодина, "В поисках радости" Виктора Розова, "Оптимистическая трагедия" Всеволода Вишневского и повесть Бориса Васильева "А зори здесь тихие". В списке, правда, обозначен и пушкинский "Борис Годунов", но он режиссеру толком не понадобился. В конце первого акта, правда, через сцену прошли в бородах и высоких шапках люди, которых можно принять за персонажей трагедии Пушкина, но больше к "Годунову" в спектакле не возвращаются. И это вовсе не самая большая странность в изобретательном и местами очень остроумном представлении, которое сделал Крымов. То, что в спектакле так много слов, неудивительно — Крымов с некоторых пор перестал заниматься только "театром художника", которым в последние годы прославился. Тексты значат для него все больше и больше, а благо ли это, пока не совсем ясно.
Новое произведение "Мастерской Дмитрия Крымова" похоже на детскую игру, в которой каждый участник рисует какую-то одну часть тела, потом бумажка подворачивается, и следующий игрок не знает, что изобразил предыдущий — в результате выходит портрет какого-то несусветного существа, непременно вызывающего всеобщий веселый смех. Первой картиной в этом коллаже становится фантазия на тему "Кремлевских курантов" — вернее не первой картиной, а первыми тремя: знаменитая сцена, в которой вождь пролетариата соблазняет инженера Забелина служить новой власти, сыграна в трех вариациях, одна смешней другой.
В сцене-окошке воссоздан кремлевский кабинет Ильича — сам он сидит у стола с зеленой настольной лампой, около окна курит товарищ Дзержинский, а в комнату захаживает заботливая Крупская. Но тут начинается черт знает что: из шкафов валятся мертвые эксперты, инженер лопочет что-то про уринотерапию, огромная карта страны, на которой инженер Забелин должен показать самые выгодные с точки зрения гидроэнергетики места, накрывает буквально весь кабинет, точно погребальное покрывало, Ленин во второй вариации вопит исключительно по-немецки, вылезая из рамок сцены-картины, а к третьей вариации становится визгливым и беспомощным лилипутом, Крупская тогда же превращается в здоровенного мужика, а главный чекист и вовсе в кентавра. Этот макабрический соц-арт завершается тем, что рабочие сцены разбирают кремлевскую декорацию и утаскивают скукоженного Ленина в никуда, на освободившемся же пространстве весело скачут толстозадые зайцы с морковками, один из которых оказывается на лицо вылитым Пушкиным.
В одном из интервью Дмитрий Крымов рассказал, что ему хотелось поставить спектакль, в котором зрителю долго было бы ничего не понятно, но любопытно, и только к концу все бы стало на свои места. Подозрения, что режиссеру удалось справиться только с первой частью этой задачи, не оставляет не только вплоть до самого конца "Горок", но и после спектакля. Во всяком случае, пока разыграется сцена из васильевских "Зорь", в которой старшину Васкова играет актер, а пятерых девушек — куклы (одна из кукол, впрочем, потом оказывается актрисой-притворщицей), испытываешь лишь недоумение. А потом — когда неприятный Васков оказывается еще и сознательным убийцей, посылающим пусть и кукол, но все-таки на верную смерть — еще и смущение: все-таки повесть Васильева кажется чем-то, что не подлежит переоценке.
Но Крымов, конечно, не против святого. Когда дебильный старшина, едва сойдя с могилы бойцов, оказывается героем пьесы Розова "В поисках радости" и рубит шашкой стол, за которым сидит советская семья, представленная сборищем хамов и трансвеститов, становится ясно, что режиссер в тесном содружестве с неистощимой на выдумку художником Марией Трегубовой просто весело сокрушает три главных опорных столба советской истории, тщательно культивированных советским искусством — про революцию и власть, про войну, наконец, про романтику будней. От более подробных толкований деталей композиции и собственно зрелища, наверное, лучше воздержаться: пытаясь мотивировать те или иные шутки и трюки "Горок", легко угодить впросак. Многое, если не почти все, здесь сделано не от головы, да и не от сердца, а от радостной возможности всласть почудить.
Гиньольная, обаятельно бесшабашная театральность Крымова в "Горках 10" становится тотальной. Когда в финале подвыпившая "зрительница" просит найти вора, укравшего у нее кошелек, и в поисках преступника пахан-режиссер укладывает из пистолета всех своих актеров, не сразу понимаешь, что вот здесь и "зарыта" недостающая "Оптимистическая трагедия" — у Вишневского тоже есть эпизод с мнимой кражей кошелька, обернувшейся бессмысленными смертями. Убивают и невесть откуда взявшихся незадолго до этого персонажей самых знаменитых мультфильмов. Впору сказать, слегка переиначив Хармса,— "театр закрывается, нас всех убили". Хотя, конечно, именно такой театр еще способен увлекать и озадачивать своей свободой.