Таковы итоги летних кинофестивалей
На сентябрь и начало октября в кинематографической жизни приходится конец летнего фестивального сезона. Международные фестивали, прошедшие от Канна до Карловых Вар, от Монреаля до Сан-Себастьяна, позволяют делать выводы и о сегодняшней конъюнктуре мирового кино, и о том, как работают сами фестивальные структуры. Причем выясняется, что одно с другим тесно связано.
Сюжетом сезона следует признать присуждение призов на 50-м Каннском фестивале. В нашей прессе решение жюри трактовали в духе набившей оскомину геополиткорректности. Мол, завязнув в споре между Европой (читай: Францией) и Америкой, оставили ту и другую с носом, отдав каннское "золото" посланцам "третьего мира". Но за каннской интригой видится другой конфликт, реально определяющий изменения, происходящие в сегодняшнем кинематографе. Юбилейная эйфория и самолюбование, еще недавно питавшие кинематографический мир, сменились волной рефлексии. Кино, телевидение и видео в большей степени, чем когда бы то ни было, воспринимаются как злые гении культуры. Идеологические заголовки двадцатилетней давности типа "Экран бредит насилием" обрели неожиданную актуальность.
Первая половина 90-х прошла под знаком дэвид-линчевского неоварварства и молчания ягнят, подавленных непостижимым совершенством "серийных убийц". У пришедшего им вослед Тарантино насилие освобождается от романтической инфернальности, превращаясь в чистую жанровую игру: оно становится интересным, лишь оформляясь в цитату из какого-нибудь фильма или сериала. Как и сам Тарантино, его персонажи — явные латентные киноманы, зараженные экранной поп-культурой и впитавшие с молоком матери вкус запекшейся крови. Безличное тотальное насилие в новом кино вытесняет не чуждую психологии и чаще всего замешанную на психоанализе жестокость классических триллеров Хичкока, Поланского или Сэма Пекинпа.
Так что "Золотая пальмовая ветвь" досталась Аббасу Киаростами вовсе не потому, что его фильм "Вкус черешни" запрещен в Иране. И полемизирует он не столько с исламским, сколько с западным представлением о жизни и смерти. Вслед за Канном иранские фильмы победили в Локарно и Монреале, и это своего рода мировой рекорд, который не стал бы возможным, если бы Запад не погряз в пост-тарантиновских экспериментах. Перебор визуального насилия и создал фон для бума иранского кино с его традиционным гуманизмом и общечеловеческими, хотя и окрашенными в исламские тона, ценностями.
Раньше альтернативой Западу была Россия с ее "особой духовностью". Теперь же, пока фестивальная публика безуспешно пытается понять мотивы стоящих вне морали "Брата" Балабанова и "Трех историй" Муратовой, симпатии публики явно склоняются к иранскому кино, которое прочно заняло в международной фестивальной раскладке нишу бывшего советского. Свято место пусто не бывает.
Но смена приоритетов имеет и другие причины. Чтобы разобраться в них, надо проникнуть в механизмы предварительного отбора фильмов. Не только у нас между "Кинотавром" и "Киношоком", но и в большом фестивальном мире чрезвычайно сильна конкуренция. Особенно в так называемый сезон фестивальных ливней. С конца августа начинается "фестивальное наводнение": стремительно сменяют друг друга Монреальский, Венецианский, Торонтский, Сан-Себастьянский и Токийский фестивали, не говоря уже о менее крупных, таких, например, как имеющий славу "самого интеллектуального" фестиваль в высокогорной американской "глубинке" в Теллураиде или наступающий Венеции на пятки Довиль, где происходят французские премьеры новейших голливудских хитов. Конкуренция в этот период достигает апогея, копии одних и тех же фильмов кочуют из Европы в Северную Америку и на Дальний Восток.
Для одних фестивалей отбор осуществляют сами директора; другие засылают в интересующие их страны своих агентов. Россия всегда считалась важным кинематографическим регионом, и отборщики непременно приезжали к нам; некоторые даже, отлично владея русским, по нескольку раз в год и надолго. Но фестивалей по-прежнему не счесть (по данным журнала Moving Pictures, их проходит более 360 ежегодно), а игровых фильмов в России снимается всего 20 в год. И даже сейчас, когда спрос на наше кино заметно упал, отборщики продолжают охоту, выхватывая друг у друга еще не готовые картины.
Так произошло с фильмом Павла Чухрая "Вор". По предварительной договоренности, картина должна была идти в Сан-Себастьяне, но приехал представитель Венеции, известный кинокритик Клаус Эдер, и "перехватил" фильм. Точно так же, можно не сомневаться, уже сейчас зимне-весенние фестивали ведут "интриги на высшем уровне" с целью заполучить еще не законченные работы Германа, Панфилова, Михалкова.
Разумеется, в конечном счете каждый владелец (продюсер, режиссер) волен выбирать, на какой фестиваль ему выгоднее представить свою картину. Но необходим и отлаженный механизм, позволяющий отборщику вовремя и в одном месте (желательно в Москве) отсмотреть максимальное количество российских фильмов.
Ни одна из прежних структур, созданных специально для этого, сегодня не работает. У Союза кинематографистов нет денег, а о том, как поступает с отборщиками Роскомкино, может рассказать генеральный делегат Сан-Себастьянского фестиваля по странам СНГ Мэрилин Фэллус. Ей не смогли сделать вовремя ни приглашения, ни визы, ни даже просто сообщить о том, какие фильмы у нас на подходе. Для сбора информации и устройства просмотров Фэллус пришлось мобилизовать личные знакомства и связи. А они есть не у всех. И не все хотят проводить бесплодные дни и ночи в дорогой и неуютной Москве в поисках хороших фильмов. Потому-то к нам уже несколько лет не приезжает директор фестиваля в Локарно Марко Мюллер, еще так недавно обожавший русское кино, и даже Серж Лозик из Монреаля впервые в этом году проехал мимо Москвы, несмотря на то что в ней находится его любимая гостиница "Метрополь".
А проехал Серж Лозик в Иран. Там система продвижения национального кино на Запад очень напоминает бывшую советскую. Она даже лучше: работает центр по пропаганде национального кино, который ежегодно выпускает красочные каталоги, снабженные подробными сведениями о новой кинопродукции. Фестивальных эмиссаров в Тегеране хорошо встречают, хотя и скрывают от них фильмы, запрещенные цензурой. Но это только разжигает аппетиты фестивальных лидеров, и они ищут другие — дипломатические — каналы, чтобы заполучить желанные картины. И как бы эти фильмы ни были хороши сами по себе, фестивальная мода на Иран объясняется не только качеством картин, но целой суммой благоприятных факторов.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ