Гастролями труппы Пола Тейлора завершился фестиваль американского танца в Москве
Двадцать лет назад труппа Тейлора уже выступала в России, очевидцы утверждают, что с огромным успехом. Повторного триумфа ждали, но он не состоялся. Modern dance от Тейлора оказался красивым, но безвкусным. Законсервированным лет тридцать--сорок назад.
В жизни Пол Тейлор преуспел. Соединив, как положено супермену, все лучшее в себе одном. Кавалер многих орденов, лауреат всевозможных премий, в том числе и премии "за гениальность" фонда Макартура. В молодости он изучал живопись в университете, в зрелости прославился как литератор, написав одну из лучших в Америке автобиографий. Критики тотчас же выдвинули ее на очередную премию. Спортсмен, чемпион страны по плаванию, и — виртуозный танцовщик, отдавший дань и модерну Марты Грэхем и неоклассике Джорджа Баланчина. Собственную труппу он создал в 1955 году, она жива и поныне.
Хореография Тейлора, как и его биография, соединяет все со всем. Спортивность стиля с изяществом манер. Классические позы — с движениями естественными и даже натуралистичными.
В Москве показывали Тейлора позднего, предполагая, что ранний хорошо известен по прошлым московским гастролям. "Воздух" на музыку Г. Ф. Генделя — самый классический из его балетов. Аккуратные построения, прозрачный рисунок, изящные чередования частей медленных и быстрых. Юноши и девушки в чем-то акварельно-голубом перемещаются по математически выверенным траекториям. Это сон — прозрачный и простой, как сон маленькой девочки, увидевшей себя классической примой в зеркальных декорациях бродвейского мюзикла.
Но брутальность принцев и принцесс Тейлора выдают силовые поддержки, акцентированная весомость тел, стремительные вращения и прыжки, — все то, что заставляет любоваться физической природой танца. Тейлор не прячет мускульных усилий. Наоборот, подчеркивает их, повторяя один и тот же дуэт дважды — сначала в нормальном, потом в замедленном темпе. Стоит только растянуть изображение — и перед вами не высокая греза, а набор спортивных элементов, достойный ледовой арены.
Трюк — ключевое слово для понимания Тейлора-хореографа. Он не философ и не математик. Развивать модерн как язык подсознательного ему так же неинтересно, как решать формальные задачи. Тем более что лексику модерна он освоил с той же спортивной легкостью, с какой переварил неоклассику Баланчина или салонный степ Фреда Астера.
Свои формальные открытия Тейлор делает мимоходом, будь то его знаменитые заигрывания с весом тела или не менее знаменитая "непрерывность" танцевального потока — делает ради "впечатления", эффекта, в конечном счете того же трюка. И, обыграв такой "трюк", Тейлор великодушно дарит его — на манифесты следующим поколениям, минималистам и постмодернистам.
Тейлор — пропагандист полноценности. Здоровья душевного и физического. Рефлексию и самокопание он устраняет как физические недостатки. Оптимизм наращивает как мускул. Достойно внимания все, чем можно щегольнуть. Элемент демонстрации (то, против чего бунтовал модерн классический) — движущая сила его постановок. Даже такие абстрактные композиции, как "Сизигий" (1987) (по-русски — парад планет), складываются в форме излюбленного Тейлором перепляса, где каждый демонстрирует, на что способен. Удивляя и потрясая.
Под музыку Дональда Йорка, напоминающую свиридовское "Время, вперед!" происходит безостановочное движение частиц — как бы космическая дискотека, где тела плывут и парят, а центр тяжести перемещается то на руку, то на ногу, то на голову, и самые умопомрачительные пируэты и сложнейшие дуэты демонстрируются играючи. Показать себя, чтоб оценили — закон танцплощадки. И фокус в том, что даже в "космическом" пространстве танец Тейлора остается явлением уличным. Этот масштаб Тейлор не превысил, даже ворвавшись в пространство элитарного модерн-данса.
Нового языка Тейлор не создал, но развивать или разрушать старый тоже не стремился. Он так и остался в пограничной полосе между высоким модерном Марты Грэхем, Хосе Лимона и теми, кто его дегероизировал — Тришей Браун, Твайлой Тарп. Если его труппа и не умерла лет тридцать назад, так это потому, что американцев тираж не пугает. Если ты научился делать какой-то трюк хорошо — смело занимайся этим всю жизнь.
Тейлор овладел своим ремеслом в совершенстве. Адаптировав модерн, сделал его образ столь же привлекательным для американцев, как мюзиклы или продукция Голливуда. И не случайно был назначен "лучшим" имиджмейкером американского танца. Труппа Тейлора уже много лет делает на этом свой бизнес. Видавшие виды танцоры Тейлора по физической форме, по биографиям — заслуженные артисты. Они и танцуют по двадцать лет, и преподают в Школе Тейлора. И политкорректно борются со спидом и деятельно помогают инвалидам.
Нельзя требовать, чтобы сороколетняя труппа Пола Тейлора была "современной". "Бесконечно свежей" бывает только жевательная резинка. В своем последнем балете "Вторая рота" (1991) на музыку шлягеров сестер Эндрюс хореограф использовал песни и танцы времен второй мировой. Вальсы, польки, буги-вуги. Про то, о чем и как мечтали. Война как физическое уродство — за кадром. А в кадре — бродвейские полеты простых мальчишек и девчонок. Может, в этом секрет популярности Пола Тейлора, никогда не покушавшегося на коллективное бессознательное и, тем не менее, сумевшего его выразить?
ОЛЬГА Ъ-ГЕРДТ