Театр "Мастерская Фоменко" получил гран-при на международном фестивале БИТЕФ в Белграде
Именно под такой аббревиатурой фестиваль, который проходит в сербской столице уже в 31-й раз, получил признание как едва ли не самый престижный театральный смотр Европы. В этом году он был посвящен теме "Новые жестокости — новые нежности". Рассказывает обозреватель "Коммерсанта-Daily" РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Если бы не упомянутый слоган, то значения фестивальной эмблемы ни за что не разгадать. На плакатах — два свежих зеленых огурца, увеличенные до почти неприятного гиперреализма и грубо скрепленные тремя длинными шурупами. Один из огурцов, вероятно, изображает нежность, другой — жестокость. Один чуть побольше, другой чуть поменьше.
Чего больше в современном театре — нежности или жестокости? И неужели два этих противоположных качества на сцене становятся почти неотличимы друг от друга? В сущности, гораздо интереснее гадать, что же обозначают эти металлические нарезные крепления, то есть что сегодня способно удержать рядом мякоть жестокости и мякоть нежности, пусть и обрядившиеся в стандартную зелень пупырчатого овоща.
Впрочем, некоторые предпочитают инструменты более тонкие. Американка Ханна Тирней в одиночку при помощи десятков нитей сыграла меньше чем за час "Чайку". Сильно порезанный чеховский текст шел как фонограмма, а "играли" закрепленные на нитках куски материи, которые по мере необходимости поднимались с пола. Тригорин — черные штаны, Аркадина — газовое платье, Треплев — нечто бесполое, тонкое и извивающееся, Нина в последнем акте — серебристая, бликующая кольчужка... "Ниткоблудие",— коротко отрецензировал этот перформанс гость БИТЕФа Роман Виктюк. Конечно, зрелище было по-американски варварское и примитивное. Но при том не лишенное печальной нежности: известную "бестелесность", призрачность персонажей Чехова авангардистка Тирней угадала точно и использовала сполна.
Список Чирилова
Пусть не обижаются Авиньон и Эдинбург, безоговорочно признанные театральные метрополии континента. Тем более что на их славу шумной международной ярмарки театра, смешивающей и переваривающей сотни тысяч участников, БИТЕФ никогда и не посягал. В Белграде и в лучшие годы не устраивали вселенских сходок, светских парадов, не гнались за количеством: кажется, всего раз или два за всю историю фестиваля его афиша включала более чем два десятка спектаклей.
На примере БИТЕФа лучше всего изучать фестивальное дело как искусство композиции, искусство соединений, искусство угадывать в театральной реальности самое интересное и новое. К прошлогоднему тридцатилетнему юбилею дирекция фестиваля опубликовала общий список спектаклей и режиссеров, когда-либо приглашенных в Белград. Он не требует никаких дополнительных комментариев: за эти годы через БИТЕФ прошли все, кто определяли и определяют до сих пор лицо европейского и американского театра. Фестиваль в югославской столице больше четверти века формировал "гамбургский счет" сценического искусства. И сегодня можно с полным правом заявлять: "Скажи мне, звали ли тебя на БИТЕФ — и я скажу, значишь ли ты что-нибудь в современной истории театра".
Йован Чирилов, бессменный художественный руководитель БИТЕФа, тридцать лет своими фестивалями-композициями не просто изучал, но формировал пути нетрадиционного, новаторского театра. В истории искусства и философии такое случалось: разные люди собирали в одном зале или под одной обложкой свои манифесты — и рождалась новая художественная реальность. Театр, искусство инерционное и неповоротливое, к таким качественным скачкам мало приспособлен. Но если с ним это и происходило в последние десятилетия, то непременно — под "обложкой" и в залах БИТЕФа. Жизненная сила фестиваля и его руководителя оказалась столь могучей, что они выжили и в годы гражданской войны, хотя в 1992-м (девиз — "БИТЕФ под эмбарго") не приехал ни один зарубежный театр. Годом позже в Белграде собрали театры "без гражданства" --кочующие по миру, перекати-поле. Но многие иностранцы, говорят, до сих пор опасаются приезжать сюда .
Тайна трех шурупов
И в этом году порой казалось, что Белграду, вроде бы оправившемуся от международной блокады, по-прежнему не до театра. По времени фестиваль совпал с президентскими и парламентскими выборами. Телевидение надрывалось от дебатов. Городской центр был изукрашен физиономиями кандидатов. Бастовал общественный транспорт. С крыш домов студенты разбрасывали листовки против длящегося до сих пор засилья коммунистов. В общем, дело известное: "верхи" не могут, "низы" не хотят... Какая-то инфекция неустанно бродит в крови Балкан. "Подполье" Кустурицы вспоминалось на каждом шагу.
Поэтому и жестокая армия карателей, в которую превратил дом Капулетти известный французский хореограф Анжелин Прельжокаж (албанец по происхождению), смотрелась как прямой отклик на балканскую жизнь. В "Ромео и Джульетте" на музыку Прокофьева в угоду идее о противостоянии "верхов" и "низов" в тоталитарном обществе были пропущены многие важные сюжетные перипетии. Но лирические сцены, казалось, были сделаны не разумом, но самим телом. Молодых любовников тянуло друг к другу как зверьков, почти по-звериному они потом не верили в смерть, и эта наивная слепота инстинкта была выше, чем любое высокое чувство. Потому что таким образом природа бессильно, но настойчиво возражала бездушной, истребляющей жизнь современной цивилизации.
Бельгиец Вим Вандекейбус оказался далек от любых социальных аллюзий. В фантазии "Семеро для секрета, о котором никогда не расскажут" он воплотил собственные мечты, страхи и суеверия. Тут есть место и для хичкоковских "птичьих" кошмаров, и для иронического отстранения, и для чисто хореографических экспериментов. Похоже на сон, где кошмары соседствуют с видениями. Вандекейбус инсценирует ту манящую и тревожную изнанку жизни, где нежность уже не отличить от жестокости. Как два почти одинаковых огурца друг от друга.
Бессюжетная композиция знаменитого бельгийского модерн-данс-театра "Ultima Vez" отличалась не только изобретательностью, но и мастерством. Гран-при, отданное бельгийцам, можно считать подсказкой жюри к поставленному эмблемой фестиваля вопросу: именно мастерство, а не "буря и натиск" социальных идей способны скрепить на сцене любые субстанции. (Тем, что второй из трех гран-при получило эстетское "Приключение", вывод этот подтверждается.) Качество остается самым надежным общим знаменателем для любых арифметических соотношений нежности и жестокости. Вескость этого ответа удваивается тем, что он дан всего в двухстах километрах от города Сараево.