Завершился Третий сочинский фестиваль "Музыкальные выставки"
Посвятив первые "Выставки" в 1993 году современным композиторам, директор сочинского фестиваля композитор, преподаватель музучилища и меломан Петр Белый через два года, на втором фестивале, экспонировал только двух: первого романтика ушедшего века Франца Шуберта и последнего рыцаря века уходящего — московского музыканта Игоря Жукова. Лицом нынешнего фестиваля стал Бетховен.
В этом году Белый круто вывернул руль от современности в сторону актуальной классики. В Сочи был Бетховен.
"Экономическая воронка" (смета фестиваля была сокращена с 600 млн руб. до 150) сожрала все бетховенские симфонии в живом исполнении. Но они прозвучали. Прозвучала и "Торжественная месса", и опера "Фиделио". Не с Владимиром Федосеевым, не с Валерием Полянским, которым нечем было платить, а с Гербертом фон Караяном на установленной в одной из комнат выставочного зала видеодвойке. Там проходило фестивальное утро. Вечером, после концертов в органном зале, я смотрела на жующих посетителей ресторана "Воды Лагидзе", и меньше всего хотела думать о "духовно интегрирующем медиуме", которого Петр Белый вызвал в середине бархатного сезона для "колоссальной мобилизации духовности".
Белому был нужен Бетховен и только Бетховен. Как интеллектуальная терапия после пляжной раздетости, как путь от курортной деперсонификации к художественной свободе. Для этого в Сочи прилетели современные композиторы из Москвы и Петербурга: Татьяна Сергеева, Борис Франкштейн, Леонид Десятников. Но ни одного звука их сочинений не прозвучало. Играли только Бетховена. Прибыли и современные исполнители: Юрий Мартынов, Алексей Гориболь, Анатолий Шелудяков, Дора Шварцберг (Вена) и ее муж Ваня.
Каждому Белый предложил либо целую программу, либо одно сочинение, в музыкальной артерии которого должны были бегать эритроциты возвышенности, избранности и раритетности. Те бегали сзаду-наперед, потому что структурный жест составителя фестиваля направил их "от позднего к раннему", "от конца к началу".
В момент откровенности Белый грустно сказал, что у Бетховена "жизнь отобрала все, оставив ему только его талант". Нам предлагалось принять этот тезис, переложив его и на раннего — молодого, еще не глухого Бетховена. Однако в программе "Композиторы играют Бетховена" вполне бюргерские "Три марша" для фортепиано в четыре руки, детсадовские "Три пьесы для играющих часов" и "Рондо-каприччиозо" (исторический предшественник "Встаньте, дети, встаньте в круг") представили своего сочинителя человеком, отнюдь не чурающимся земного.
Он был вежлив и обходителен — иначе зачем бы ему сочинять "Полонез" для императрицы Елизаветы Алексеевны в благодарность за ссуженную ею сумму денег. Он был влюбчив и внимателен, иначе не дарил бы восемнадцатилетней Терезе Мальфатти ля-минорную багатель (ошибочно расшифрованную не "Терезе", а "Элизе").
Наверное, мои приземленные наблюдения посрамила бы программа сонат для скрипки и фортепиано в исполнении Доры Шварцберг и Анатолия Шелудякова (фортепиано), окажись за роялем не характерный Шелудяков, а Александр Рабинович (постоянный фестивальный спутник известной венской преподавательницы). Однако в паре с бывшим участником фольклорного ансамбля Покровского одесский юмор скрипачки стал слишком заметным, а персонажность стала едва ли не главной стороной их исполнения.
Самое большое удовольствие в квартетный вечер доставил пианист. В исполнении Алексея Гориболя Соната для фортепиано ми мажор стала тем самым пределом совершенства, после которого все сыгранное вокруг и вживую казалось далеко не безупречным. Даже квартетный вариант той же сонаты в исполнении сочинского квартета имени Рахманинова (уйди из него первая скрипка и виолончель, звучало бы лучше).
Почему-то чаще играли так, будто глухой Бетховен присутствовал в зале. А вот чудеснейшего исполнения своей "Элизы" Бетховен наверняка не услышал бы: Леонид Десятников, только что представивший на Гштадском фестивале пьесу "Wie der alter Leiermann" ("Как старый шарманщик"), разделался c бетховенским хитом именно как герой собственного сочинения — склеротически и тихо, протащив контрабандой на фестиваль по сути единственную концептуальную интерпретацию Бетховена.
После его выступления можно считать, что профессиональной актуализации Бетховен со скрипом поддался. Если бы так же было сыграно все остальное, Бетховен вполне мог бы стать героем нашего времени. Тогда, может быть, и мне не так хотелось бы поскорее надеть наушники и поставить песни Сен-Санса.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ