В один день в одном издательстве вышли две книги, подготовленные одним и тем же исследователем поэзии и поэтом Вадимом Перельмутером. Он работал над ними двадцать лет, последние лет десять пытался издать. Наконец издательство "Согласие" (Москва) выпустило их в редком для нашей книжной продукции изящном оформлении. Для любителей русской словесности это долгожданные книги: том Георгия Шенгели "Иноходец" и том Аркадия Штейнберга "К верховьям".
О Георгии Шенгели Юрий Олеша писал: "Он поразил меня, потряс навсегда. В черном сюртуке, молодой, красивый, таинственный, мерцая золотыми, как мне тогда показалось, глазами, он читал необычайной красоты стихи, из которых я тогда понял, что это рыцарь слова, звука, воображения. Одним из тех, кто был для меня ангелами, провожавшими меня в мир искусства, и, может быть, с наиболее пламенным мечом,— был именно Георгий Шенгели. Я славлю его в своей душе всегда!"
Георгий Шенгели (1907-1958) — некогда знаменитый, но забытый в последние десятилетия поэт, словно чувствуя это будущее забвение, при жизни возмущался в статьях и мемуарах тем, что "стихи Надсона идут чуть ли не сотым изданием, а гениальный Тютчев получил всеобщее признание лишь к столетнему юбилею рождения, 'гремит' Сергей Городецкий, а такой громадный поэт, как Иннокентий Анненский, до самой смерти оставался в упорной тени". Шенгели написал в 1927 году большую работу о Маяковском и опять возмущался: "хлестаковщиной", "люмпен-мещанством", объясняя успех главного советского поэта "революционной фразой и упрощенством", "колоссальным нахрапом самоутверждения", "остроумием трамвайных победоносцев".
Как поэт Шенгели примечателен, наверное, в первую очередь своей особенной образностью: "Небо, как будто Некрасов, слезливо и тускло", "толстый портфель избугрился под мышкой, как мускул", "мы живем вчетвером: я, собака и наши две тени", "слабо кашляет крыша под вьюгой". Интонация его стихов изменчива, лирическая "пронзительность" редка, но в целом мир, возникающий из его стихов,— страшный и красивый, заброшенный и завораживающе мерцающий.
Неслучайно в высказывании Юрия Олеши слово "рыцарь" по отношению к Шенгели. Потому что всю свою жизнь он рыцарски служил поэзии и защищал ее — не только собственными стихами, но беспрецедентным количеством переведенного им на русский язык и тем, что спас жизнь многим поэтам. Возглавив в 1933 году переводческую редакцию "Гослитиздата", он давал работу, то есть возможность выжить, классикам, над которыми сгустились тучи: Пастернаку, Мандельштаму, Ахматовой и молодым, которых в литературу решили "не принимать": Арсению Тарковскому, Марии Петровых, Семену Липкину и Аркадию Штейнбергу. Недавно вышла книга Липкина "Квадрига", как раз об этом творческом содружестве вчетвером.
Аркадий Штейнберг (1907-1989) вышел, можно сказать, из шенгелиевской шинели. В 1953 году он освободился из лагеря. Шенгели, хоть и славил в своих стихах Сталина, пытаясь спастись, не боялся обеспечивать работой подозрительных лиц. Тем более это было опасно по отношению к безвестному зэку. Он заказал выпущенному на волю, но еще не реабилитированному Штейнбергу переводы. Штейнберг был спасен, и его судьба определена: он, правда, не сумел издать ни одной книги стихов при жизни, но напереводил горы, из которых самая монументальная работа — "Потерянный рай" Мильтона.
Но, может быть, самым главным произведением Аркадия Акимовича Штейнберга, помимо текстов и картин (кстати, Аркадий Штейнберг — отец знаменитого ныне художника Эдуарда Штейнберга, живущего в Париже), был он сам. Акимыч, о котором я слышала со всех сторон с незапамятных времен. Тарусский дом Штейнберга оказался центром притяжения для множества людей, среди них — художники Дмитрий Плавинский и покойный Анатолий Зверев, поэт Евгений Рейн, да и кто только не получал здесь приюта и благословения. Потому больше половины книги занимают воспоминания о Штейнберге и стихи, ему посвященные.
Из воспоминаний складывается образ человека, который был столь же замечательным врачом, как и строителем, кулинаром, знатоком литературы, живописи, кожевенного дела, фарфора, моторных лодок и вообще всего, о чем только ни заходил разговор с любым из его изумленных собеседников. Причем знания эти были в равной мере теоретические и практические. Столь же поразительным кажется, что Штейнберг всегда был счастлив и деятелен, даже в лагере, где он сидел дважды.
Вадим Перельмутер, составитель обеих книг, один из учеников Штейнберга, пошел по пути героическому: он заполняет лакуны русской поэзии, находит все, что по дороге упало с возу и затерялось при бесконечных российских переездах из одной системы ценностей в другую.
ТАТЬЯНА Ъ-ЩЕРБИНА