Художественно-радикальная премьера "Макбета" в Arena di Verona
Вчера в Вероне завершился самый известный оперный фестиваль под открытым небом. Первые оперные представления в амфитеатре, известном под именем Арена ди Верона, состоялись еще в 1856 году, а с 1913 года здесь стали проводить ежегодный фестиваль. На сей раз программа включала "Аиду", "Риголетто" и Реквием Верди, "Кармен" Бизе и "Мадам Баттерфляй" Пуччини. Все эти спектакли уже демонстрировались на фестивале в предыдущие годы. Премьерой же нынешнего, 75-го, стал вердиевский "Макбет" (постановка, сценография и костюмы — Пьер-Луиджи Пицци, дирижер — Джон Нешлинг).
Верона и Зальцбург — классический пример городов фестивального типа, где практически все работает на фестиваль, дающий жизнь огромной индустрии. При этом, в отличие от других фестивальных мест, скажем Байройта или Савонлинны, у Зальцбурга и Вероны имеется и собственная символика, эксплуатируемая столь же широко, как и фестивальные атрибуты. В Зальцбурге она, естественно, связана с именем Моцарта, в Вероне — с Ромео и Джульеттой.
Впрочем, как только разговор касается собственно фестивалей, сходство исчерпывается, ибо зальцбургский в 90-е годы стал центром художественного радикализма, тогда как за веронской Ареной давно уже закрепилась репутация консервативной. Между тем премьера вердиевского "Макбета" заставляет несколько скорректировать привычные представления, ибо подобный спектакль вполне мог бы появиться и в Зальцбурге (естественно, с поправкой на специфику сценических площадок).
Пьер-Луиджи Пицци принадлежит к не столь уж малочисленной в сегодняшней Европе когорте режиссеров-сценографов. Их огромное преимущество — свободное владение всем объемом сцены, визуально-пространственное, а не отвлеченно-литературное мышление. Их общий родовой порок — недооценка актерского искусства. Казалось бы, в специфических условиях Арены это вовсе и не порок: о каком актерском искусстве может идти речь, коль скоро при здешних масштабах лиц исполнителей не разглядишь и в бинокль. Но Пицци еще и специально усугубляет это обстоятельство, загоняя актеров, к примеру, куда-нибудь на вершину башни. Протагонистами в его спектакле оказываются ведьмы, тогда как главным персонажам отводится роль фигурантов. Естественно, что при таком раскладе массовые сцены затмевают все индивидуальное. Однако Марии Гулегиной, исполняющей партию леди Макбет, удается взять реванш благодаря своему феноменальному голосу, который уже несет в себе масштаб шекспировско-вердиевского образа.
Всем прочим выразительным средствам Пицци в постановке "Макбета" предпочитает цветовую символику. Его спектакль вполне мог бы называться "Красное и черное". Поначалу все четко и однозначно: красное — мир ведьм, черное — людей. Однако постепенно красный цвет захватывает все новые и новые плацдармы, становясь доминирующим. В красном предстают на пиру во втором акте Макбет и леди. Под красными знаменами являются в финале победители Макбета. И тут уж у зрителей неизбежно возникают вполне конкретные политические ассоциации. Хотел ли того постановщик? Вряд ли.
Впрочем, публике Арены, похоже, не было дела до его намерений. Она, эта публика, состоит либо из туристов, привлеченных экзотикой места, либо из любителей оперы в ее наиболее традиционных формах, которые приходят в первую очередь для того, чтобы слушать свои любимые мелодии в исполнении любимых певцов. И на "Макбета" они пришли в основном ради Гулегиной, да еще Паоло Гаванелли — прекрасного баритона, певшего заглавную партию. Однако в целом эта опера Верди не очень популярна в Италии — слишком мрачная, да и шлягеров в ней совсем немного. Видимо, поэтому зал Арены был заполнен примерно наполовину, что случается здесь крайне редко. Зато, по свидетельству очевидцев, он был битком набит на следующий же вечер на пышном, без изысков, представлении "Аиды". Арена есть Арена.
ДМИТРИЙ Ъ-МОРОЗОВ