Корреспондент "Огонька" попытался почувствовать себя мусульманином, чтобы рассказать читателям, как у столичной мечети правоверные праздновали Курбан-байрам
Коврик для молитвы мне одолжил приятель-казах. Делать намаз я научился, просмотрев несколько роликов на YouTube. Отпущенная бородка и домашняя вязаная шапочка, сдвинутая на затылок, довершили мое превращение в правоверного. При этом мои представления об исламе оставались вполне стереотипными.
Я собирался провести ночь перед Курбан-байрамом около соборной мечети на проспекте Мира — говорят, мусульмане собираются там с вечера, чтобы занять место. И меня мучил вопрос: этично ли изображать религиозного человека, тем более среди тех, кто верит искренне? Мои волнения развеял приятель-мусульманин: "Рассказывать людям об исламе, в том числе через прессу,— богоугодное дело".
А раз так, то как минимум ковриком и шапочкой я вооружен.
Готовясь провести ночь среди правоверных, я совершил пробный намаз. Потренировался в правильном произношении междометия "э" и слова "брат" (традиционное обращение). Как же одеться, чтобы сойти за своего в праздничной толпе верующих? Хотя для нас они все — гастарбайтеры. Натягиваю невзрачный пуховик, черные джинсы, достаю с полки потрепанные кроссовки. Да, еще шапочка.
В путь, в мой своеобразный хадж!
...В час ночи в районе мечети тишина. Ни намека на предстоящие празднества, нет толп религиозных фанатиков. За рулем полицейской легковушки (силы правопорядка тоже готовятся к Курбан-байраму) дремлет водитель. В закутке близ спорткомплекса "Олимпийский" на асфальте сидят две женщины-мусульманки, рядом с ними — мужчина в инвалидной коляске. Женщины просят милостыню (закят, это я уже знаю). Рядом с мечетью полисмены расставляют металлоискатели.
Пока я озираюсь по сторонам, ко мне подходит паренек в джинсах и темно-синей куртке.
— Салям алейкум, брат,— вступаю я в разговор.
— Салям,— отвечает.— Холодно, да. Тут вообще у Масква холодно. Я сразу с работы сюда пришел.
С ходу сочиняю легенду о себе. Одну из множества, которые мне пришлось предъявлять в эту ночь моим новым знакомым. Итак, я — полубашкир-полурусский, увлекся исламом. Мой собеседник, оказавшийся узбеком, представляется Али-Мохаммадом. До того как оказаться в Москве, он работал разнорабочим в Дубае. Зарплата у разнорабочего, что в Дубае, что в Москве,— 700 долларов. Не то, что у крановщиков — тем в Дубае платили по 4 тысячи, но на крановщика надо учиться. После Москвы Али-Мохаммад хочет поехать поработать в Англию. Беда одна — английского совсем не знает. Войдя в роль мусульманина, я предлагаю ему взаимовыгодный обмен: дам ему несколько уроков английского, а он мне — арабского.
Прохожий предлагает нам купить запрещенную к продаже в ночные часы водку: для одних эта ночь — ожидание праздника, для других — бизнес.
А я бреду к мечети — через подземный переход, через металлоискатель, через молчаливое одобрение полицейского. Два часа ночи. Вдруг — крик.
— Та-ак, я не понимаю, почему из-за этих чурбанов я домой проехать не могу?
У мужчины средних лет — явно не бедного — вызывает негодование перекрытая улица Дурова. Он наскакивает на группу из 50 человек, собравшихся у входа в мечеть:
— А ну пошли отсюда! Че столпились?
Надо отдать должное собравшимся гастарбайтерам — только один из них обложил обидчика русским матом. Другие тут же одернули его: "Эге, не надо так резко". Тут и полиция подоспела — грубияна оттеснили от толпы мусульман.
К мечети подходят все новые и новые прихожане. Оживленно что-то обсуждают — там и кавказцы, и среднеазиаты. Русская речь раздается только из мобильника одного из беседующих — под видеоряд с видами природы там разъясняется что-то о Мухаммеде и всеобщей любви. Парень, напоминающий Василия Теркина с известной иллюстрации Верейского и оттого смотрящийся белой вороной в мусульманской толпе, оказывается узбеком, едва говорящим по-русски. Скудного словарного запаса ему хватило, чтобы объяснить мне, что со строительством новой мечети (старое здание соборной мечети недавно разрушили) он и другие верующие связывают большие надежды.
— Будет четыре этажа! Но все равно всех не вместить... Больше и больше будет мусульман в Москве.
Все еще ночь, но лавочники уже торопливо возводят палатки. Их товар — благовония, религиозная литература, видеоматериалы.
— Всего за 100 рублей! — торговец тянет меня к компакт-дискам.
Я отвечаю почтительной фразой:
— Полезно мне — только начал служить Аллаху, но пока денег нет.
И это правда — во избежание неприятностей я оставил бумажник дома.
В ответ слышу:
— Правильно, не сразу к звездам. Будешь дальше любить Аллаха — деньги пойдут и семья пойдет.
— Рахмет,— это слово благодарности я тоже выучил заранее.
Продавец табличек с аятами из Корана интересуется:
— А раньше ти кто был — атеист был? Бэзбожник? Ай-яй-яй! Бэзбожник!
...Продрогнув до костей, убегаю греться в магазин. По периметру входной части круглосуточного магазина расположились "братья" — кто сидит по-турецки, кто спит, кто живо общается. Охранник магазина, почему-то сидящий за кассой, на самом деле внимательно приглядывается к собравшимся.
Нахожу себе компанию и я — мой "ахи" (приятель то есть) — чернокожий студент из Нигерии, учится в РУДН. Замучавшись с плохо говорящими по-русски узбеками, я с радостью переключаюсь на английский. Оказывается, мама моего "ахи" христианка, а папа — мусульманин, регулярно и строго спрашивающий сына по телефону, исполняет ли он обряды. А главный жизненный принцип моего нового знакомого: "Милосердие начинается с твоего дома".
Бородатый азиат в тулупе (уж он-то точно не замерз в эту длинную и холодную ночь) подошел к нам и стал предлагать особый "хай-тек" Коран — прикладываешь специальный электронный сканер-микрофон к определенному изречению в книге и оно тут же звучит на русском, арабском или английском. Присмотревшись ко мне, коммивояжер выпаливает: "А, молодой. Все равно денег нет".
Зато над моей молодостью сжалился мусульманин в полосатом спортивном костюме — предложил половину булочки с изюмом. Сидящие рядом казахи разливают сок. Немного сока достается и мне.
...Пять утра. Народу у мечети все больше. Появившийся автомобиль с мигалкой вызывает оживление:
— Вип-персон? — интересуется толпа.
— Р-р-разойдись, пропусти муфтия! — расчищает дорогу охранник-татарин.
В промерзшей толпе раздается возмущенный голос: "Открой, э, мечеть всегда и всем открыта!" Но распахиваются другие ворота — те, что расположены левее подхода к мечети. Вбегаю в числе первых. Оказывается, ворота ведут к туалетам и умывальникам — здесь можно совершить обязательное омовение перед молитвой.
Повторил процедуру омовения за впереди стоящим — сполоснул ладони, затем — руки до локтей, пальцем почистил зубы. Если бы хоть кто-то внимательно посмотрел за моими манипуляциями, поднял бы на смех. Но кому тут до меня дело? Все, к намазу готов.
К половине шестого в нашу толпу врывается полицейский. Кричит: "Так! Всех с праздником! Счастья, здоровья!" И оглашает: "А теперь, граждане мусульмане, как культурные люди проходим, по одному. Повторяю: как культурные люди, а не как б..."
Обувь оставляю в вестибюле мечети в специальной нише вместе с молельным ковриком. Пол представляет собой зеленое ковровое полотно, разлинованное для молящихся. Зона для выступлений имама и муфтия огорожена, остальное пространство отдано прихожанам.
Первые минуты в мечети получаются нервными: никто ничего не объявляет, подтягиваются новые члены общины-уммы, кто-то совершает земной поклон, кто-то проделывает процедуру намаза целиком (а там еще и поясной поклон, и молитва со скрещенными руками...). Стараюсь повторять движения паренька с раскосыми глазами, что стоит впереди. Потом сажусь, скрестив ноги. Между рядами верующих проносится служитель мечети и спрыскивает руку каждого правоверного благовонием.
Сосед пожимает мне руку, представляется: "Искандер, Узбекистан". Отвечаю: "Сережа. Татарин".
Искандер доходчиво объясняет, зачем пришел в мечеть:
— Я сам второй раз на намазе, первый раз пошел, потому что с деньгами проблемы начались. Стал просить Аллаха. Дал вроде бы денег. Теперь вот тоже пришел — бизнес не идет. Кальянная накрывается, которую мы с ребятами делаем.
Надолго Искандера не хватило. Вскоре после начала молитвы он вздыхает: "Ну не могу сидеть так, не могу" и торопливо набирает эсэмэс с поздравлениями ("Ид мубарак!"). Сосед с другой стороны начал мусолить сигарету.
Еще серия ставших привычными поклонов. Руки, воздетые к небу. Конец!
Каюсь, мысль об оставленных на входе в мечеть обуви и коврике волновала меня. Коврик-то не мой. Но нет — все на месте! Выхожу из мечети, подводя финальную черту под официальной частью моего Курбан-байрама.
А вот попытка принять участие в жертвоприношении успехом не увенчалась. Как ни озирался я в поисках жертвенных барашков, ничего не увидел. В палатках торговали самсой и другой мясной стряпней. Мусульмане-волонтеры вместе с оранжевыми жилетами убирали на улице обрывки обоев и газет, служивших ковриками для намаза. Низкорослый паренек раздавал газету "Мигрант" — печатный орган киргизов России.
С толпой спускаюсь к Цветному бульвару. Люди поздравляют друг друга с праздником. А я пристаю с вопросом про барашка. Все отрицательно качают головой — жертвоприношений не видели, на улицах Москвы резать барашков нельзя, поэтому сами будем кушать дома. Верю им — "своего" не обманут.
Один из моих последних собеседников спросил меня: "Таджик?" "Таджик, таджик",— соглашаюсь я. Сегодня ночью я был и башкиром, и татарином, почему немножко не побыть таджиком?
У метро "Цветной Бульвар" небольшая давка. Офицер кричит в мегафон: "Так, спускайтесь до станции "Трубная". Без билетов никого не пропустим".
Меня пускают — проездная карточка со мной.
Строитель Сухроб из Таджикистана обнимает меня на эскалаторе:
— Смотри, вокруг только братья-мусульмане!
И начинает рассказывать, как полицейские спрашивают у него документы. А документы в порядке!
— Представляешь, как они обламываются, брат.
Так в эту ночь я стал братом очень многим незнакомым мне людям. И не скажу, что это мне не понравилось.
А еще я получил приглашение на работу. Искандер позвал меня официантом в свою кальянную. "Почему нет?" — думаю я в полудреме. Поезд в метро укачивает меня, но я крепко держу сумку с молитвенным ковриком.
Миф и праздник
Справка
Что отмечают мусульмане в Курбан-байрам
Курбан-байрам — ежегодный праздник жертвоприношения. Знаменует окончание хаджа. Последующие три дня также считаются праздничными. Истоки праздника — в мифе о пророке Ибрахиме, который должен был принести в жертву своего сына, что соотносится с библейским сюжетом об Аврааме и Исааке. Праздник сопровождается закланием животных и угощением, прежде всего бедных. Во время праздника стараются делать подарки друзьям и родным, а в последующие дни обязательно их посетить.