Из всех идолов Парижа 1920-х, выведенных в "Полночи в Париже" Вуди Аллена, лучше всего удался туповатый Луис Бунюэль. Смешно и неожиданно видеть сюрреалиста, начисто лишенного воображения. Но в СССР "Землю без хлеба" хвалили за то же самое: "обилие, полнота сведений, протокольная деловитость в фиксации фактов, абсолютное отсутствие эмоциональных подхлестов". Странная коллизия. Вот человек снял "Андалузского пса" (1928) и "Золотой век" (1930), резал женский глаз бритвой, впрягал монахов в рояль, навьюченный дохлыми ослами, а потом стал — на одну минуточку — соцреалистом. Снял документальный фильм о первобытной нищете, царящей в земле урдов, богом забытых горных деревеньках на границе Испании и Португалии. Согласитесь, что сама фраза "сюрреалист снял документальный фильм" звучит совершенно сюрреалистически. История "Земли" вообще — оптимистическая трагедия. Бунюэль обсуждал книгу этнографа Мориса Лежандра об урдах с анархистом из Уэски Рамоном Асином, учившим рабочих рисованию, и тот вдруг сказал: "Слушай, если я выиграю большой приз в лотерее, я оплачу расходы по фильму". И через пару месяцев выиграл 100 тысяч песет, 20 из которых вложил в фильм! В 1936 году началась гражданская война, фалангисты пришли за Асином, но он ускользнул. Тогда они взяли в заложницы и пообещали убить его жену. Асин сдался: фашисты расстреляли обоих. На самом деле Бунюэль, как ему было свойственно, всех обманул. Он был революционером, но ни в коем случае не соцреалистом. "Земля без хлеба" — третья часть триптиха, начатого "Псом" и "Веком". Что мы увидим на экране, если выключить звук? Да, нищая, скалистая, укромная область, некогда — убежище бандитов и евреев, бежавших от инквизиции. Но в самом начале из дома выходит невозмутимый бык. Камера следит за жабой и змеей. На городском празднике недавно женившиеся удальцы на скаку отрывают голову петуху. Девочка, увешанная серебряными амулетами и украшениями, похожа на куклу. Другую девочку, больную, осматривает кто-то из съемочной группы: весь экран занимает ее распахнутый рот. Снежная коза срывается в пропасть: камера следит за ее падением. А вот еще: пчелы облепляют и умерщвляют больного осла. Бунюэля, кстати, обвиняли в том, что и козу столкнули со скалы по его просьбе, и осла он якобы намазал медом, чтоб привлечь пчел. Не родной ли это брат дохлых ослов из "Андалузского пса"? А жаба? Жан-Клод Карьер рассказывал: Бунюэль приветил его, узнав, что первый сценарий Карьер написал о сексуальной жизни жаб. Агония животных, бык в доме, дети-куклы — это же чисто сюрреалистические образы, которые в такой концентрации за месяц съемок вряд ли возможно подсмотреть. На экране — реальность, которую Бунюэль направил в русло близкой ему образности. Это ощущение крепнет, если включить закадровый текст. Вроде бы сухая публицистика: сказаны все правильные слова и о нищих детях, которых в школе лицемерно учат уважать частную собственность, и о проблемах с питьевой водой. Но, показывая осла, Бунюэль сообщает для пущего мандража, что за неделю пчелы убили трех человек и одиннадцать мулов. Непонятно, как еще кто-то живой дождался там Бунюэля, особенно — ослы. Про больную девочку, якобы два дня — пока Бунюэль ее не приметил — пролежавшую на улице, закадровый голос сообщает: еще через два дня она умерла. Поди проверь. Но чтобы проверять сюрреалистов, надо сначала поверить в горящих жирафов Дали и муравьев, выбегающих из дырки в ладони в "Андалузском псе".
Las Hurdes. Terre sans pain, 1932