Дело о величайшем мошенничестве столетия

150 млн франков собрали члены семейства Эмбер с крупных кредиторов и мелких вкладчиков во времена, когда во Франции замок с роскошной обстановкой и обширными угодьями стоил четверть миллиона, а жалованье в пятьсот франков в месяц считалось заоблачно высоким. Заимодавцы надеялись на возврат средств со значительной прибылью, после того как завершится судебный процесс о громадном наследстве, завещанном Терезе Эмбер американским миллионером Кроуфордом. Однако нашлись и другие претенденты. Цепочка гражданских дел и апелляций растянулась почти на 20 лет, а после их завершения начался новый, уже уголовный процесс.

ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Тулузская дева

Истории подобного рода — о фантастических богатствах, да еще и происшедшие в стародавние времена, хотя речь и идет о реальных событиях, правильнее всего начинать рассказывать как сказку, со слов жили-были. Так вот, в середине XIX века на юге Франции жили-были крестьянин Гийом Огюст, его жена и пятеро детей: три сына — Эмиль, Ромэн и Луи и две дочери — Тереза и Мария.

Установить, насколько зажиточно или бедно жила семья Огюст, не удалось даже их современникам. Уж слишком много разных и путаных слухов ходило об этой семье. По одной версии, отец семейства подрабатывал заговорами и изготовлением разного рода зелий для решения любовных и финансовых проблем. А мать владела лавочкой нижнего белья, дела в которой шли весьма и весьма успешно. Поэтому у девочек была учительница, а у мальчиков — гувернер. По другой версии, Гийом Огюст был обыкновенным не слишком удачливым земледельцем, а сводить концы с концами удавалось семье только потому, что его супруга в своей лавке торговала не столько бельем, сколько своим телом.

Как бы то ни было, дети потом вспоминали, что отец не пускал их в одну из комнат дома, где держал свою скромную наличность, счета и прочие бумаги, и говорил им при этом, что в этой комнате лежит то, что сделает их потом очень богатыми. Причем мечты о богатстве и жизни в высшем обществе не оставляли его никогда. Поэтому в один прекрасный день он сменил за версту отдававшее хлевом имя Гийом Огюст на звучащее куда благороднее Огюст Дориньяк.

Действительное или мнимое благополучие Дориньяков кончилось вслед за смертью матери семейства. Долги оказались настолько велики, а кредиторы столь настойчивы, что пришлось продавать ферму и дом; в результате окончательного расчета Огюст Дориньяк получил, как это потом документально установили, 2889 франков и был вынужден перебраться в Тулузу.

Как выяснилось, вырученные деньги только казались значительной суммой. При дороговизне городской жизни, да еще и при необходимости платить за нанятую квартиру они растаяли в считаные месяцы. Семья могла впасть в полную нищету, если бы старшая дочь Тереза не взвалила на себя все тяготы по хозяйству и заботы о братьях и сестре.

Как вспоминали люди, знавшие ее в те годы, эта очень энергичная девушка не отличалась природной красотой, но как только начинала улыбаться, становилась невероятно привлекательной. К тому же ее отличала необычайная грациозность. Так что не было ничего удивительного в том, что едва Терезе исполнилось 12 лет, отца стали осаждать потенциальные женихи. До разорения семьи к ней сватались сыновья весьма состоятельных господ, соглашавшиеся отложить свадьбу до ее пятнадцатилетия. В те же годы семье чудом удалось избежать скандального развития ситуации, когда в совсем еще юную Терезу влюбился гувернер ее братьев.

После переезда в Тулузу оказалось, что обаяние Терезы действует на мужчин самым удивительным образом. Она могла уговорить лавочника, готового отправить ее отца в долговую тюрьму, не только не обращаться в суд, но и позволить семье еще долго брать у него продукты в кредит. Причем ничего переходящего грань приличия затем не происходило. Даже самые отъявленные враги Терезы Дориньяк впоследствии не могли ее ни в чем упрекнуть. Секрет, видимо, заключался в том, что она намекала кредитору, приведенному в некоторое замешательство ее привлекательностью, что она вот-вот получит значительное наследство или что она раздумывает, принять ли руку и сердце, которые ей предложил сын крупного промышленника. Перспектива получить долги с процентами, вместо того чтобы продавать с торгов жалкое имущество бедняков, кружила головы кредиторам похлеще девичьих чар. Так что Терезе в ожидании предложения от подходящего жениха с солидным состоянием удавалось поддерживать семью на плаву.

Ее внимание привлек студент-юрист Тулузского университета Фредерик Эмбер, отпрыск одной из самых известных и уважаемых в городе семей. Его отец — Густав Эмбер, профессор университета и непревзойденный знаток права, носивший титул несменяемого сенатора Французской республики, считался столпом местного общества. Благодаря своей незапятнанной репутации и приверженности традициям он пользовался непререкаемым авторитетом в городе, и его решения по конфликтам, возникавшим между состоятельными господами, считались окончательными и редко кем-либо оспаривались.

Жизнь семьи Эмбер, правда, осложняли две проблемы. Авторитет и звания Густава Эмбера не слишком значительно влияли на рост его благосостояния. Так что семья хотя и жила безбедно, отнюдь не роскошествовала. Но, что было еще важнее, Фредерик Эмбер, завершавший юридическое образование, категорически не хотел идти по стопам отца. Он сделал все, чтобы провалить практику в конторе одного из местных адвокатов. А также постоянно повторял, что его привлекают только поэзия и живопись.

Чем именно он привлек Терезу Дориньяк, потом долго обсуждали и их враги, и друзья. Все сходились на том, что для девушки союз с Фредериком стал пропуском в высшее общество, двери которого еще шире открылись перед Эмберами, после того как отец семейства неожиданно получил пост министра юстиции страны. Однако сама Тереза и десятилетия спустя утверждала, что Фредерик — ее первая и единственная любовь.

Еще больше всех удивляло то, как и почему Эмбер-старший разрешил этот неравный брак. Многие сочли, что старик как истинный бессребреник был сторонником брака по любви. И возможно, рассчитывал на то, что весьма энергичная жена растормошит его меланхоличного сына и заставит заняться юриспруденцией. Вот только тогда никто не знал, что Тереза сообщила будущему свекру, что одна из теток дает ей в качестве приданого 20 тыс. франков и добавит еще 10 тыс. после свадьбы. И к тому же она вот-вот получит в наследство замок Маркотт. Однако для организации достойного бракосочетания Терезе почему-то пришлось в очередной раз воспользоваться своим развившимся даром убеждения. Рассказывали, что в самый канун свадьбы в дом Дориньяков явился очередной разгневанный кредитор. Но он не только не получил ни гроша, но и за свой счет нанял шикарную свадебную карету для новобрачных.

Казалось бы, все получили то, что хотели. Молодожены перебрались вслед за Эмбером-старшим в Париж, и Терезу стали принимать в лучших домах столицы. Фредерик под влиянием жены согласился работать с отцом — возглавить кабинет министра юстиции. Между тем жалованья министерского чиновника хватало лишь на наем небольшой квартирки в Латинском квартале и текущие расходы на самое необходимое. А участие в светской жизни требовало куда более значительных затрат. Так что вскоре молодая семья оказалась практически на мели, и Тереза писала своему дяде по матери: "У меня в кассе только 150 франков, хватит ровно на три дня".

Необычайное наследство

Конечно, Тереза могла, как и прежде, брать товары в лавках и магазинах, а потом месяцами обещать их владельцам щедро расплатиться. Однако то, что пристало девице из тулузских низов, не годилось для супруги правительственного чиновника, да к тому же сына министра. И вдруг как нельзя более кстати пришла радостная весть от отца Терезы, который после замужества дочери придал своей фамилии совершенно дворянский вид — д`Ориньяк. Он сообщал, что в текущем 1882 году умер его друг — богач-американец Генри-Роберт Кроуфорд, завещавший все свое состояние Терезе. Так что теперь ее ожидает не просто большое, а ошеломляющее, невообразимое по размерам наследство — около 40 млн франков. Свершилось то, о чем он твердил всю свою жизнь,— семья обязательно разбогатеет. Слухи о внезапно свалившемся на Терезу Эмбер богатстве в мгновение ока облетели Париж, и очень скоро возле испытывающих финансовые затруднения Эмберов-младших появилось множество желающих ссудить их деньгами. Естественно, под довольно высокий процент.

Правда, профессиональных кредиторов, или, если быть совершенно точным, светских ростовщиков, несколько смущали некоторые обстоятельства дела. Тереза говорила одним, что американец умер в Португалии, другим — в Испании, а временами в ее рассказах о смерти миллионера фигурировали разные французские города. Но все это казалось мелочью и пустяком на фоне миллионов, которые скоро будут получены, и ростовщики охотно ссужали Терезе Эмбер десяток-другой тысяч франков до получения наследства. Тереза и Фредерик переехали в роскошные апартаменты на Елисейских Полях и вели жизнь преуспевающих парижан из высшего общества.

Однако в 1883 году, когда время принятия наследства пришло, вдруг возникло совершенно неожиданное препятствие. Претензии на деньги американского богача предъявили его племянники — Генри и Роберт Кроуфорды. Они представили другое завещание дяди, в котором говорилось, что все наследство делится на три части между ними и младшей сестрой Терезы — Марией. Для Терезы же наследники обязаны предварительно выделить капитал такого размера, чтобы купленные на него французские процентные бумаги приносили ей месячный доход в 30 тыс. франков. Самое неприятное — оба завещания оказались составленными в один день.

Кредиторы надеялись, что дело может разрешиться быстро, ведь стало известно, что Эмбер-старший советуется с опытными юристами, как именно выйти из затруднительного положения, а также пригласил звезд парижской адвокатуры представлять Терезу в суде. В целом предстоящая процедура разбирательства не представляла собой ничего особо сложного: стороны должны были представить суду подлинники завещаний, свидетельство о смерти Кроуфорда и само наследство — ценные бумаги почти на 40 млн франков. Затем судьям предстояло произвести опись наследства, установить размер наследственных пошлин и решить дело в чью-либо пользу или же склонить стороны к полюбовному соглашению.

Но перед началом процесса случилась новая неожиданность. 14 марта 1883 года по настоянию Кроуфордов Тереза подписала с ними соглашение о том, что на время разбирательства ценные бумаги передаются на хранение ей и ее мужу. Правда, на определенных условиях. Каждые три месяца полученные по бумагам проценты должны обращаться на покупку новых ценных бумаг. Если же мадам Эмбер воспользуется хотя бы малой толикой хранящихся у нее ценностей, то тогда она теряет право наследства по завещанию, по которому все отходило ей, и соглашается с условиями другого завещания. Кроме того, любые действия с ценными бумагами могли производиться только в присутствии Кроуфордов или их представителей.

Кредиторы Эмберов начали беспокоиться. Ведь после заключения соглашения Тереза, по сути, теряла право обратиться в суд. Кроуфорды живут в Соединенных Штатах, присутствовать при описании наследства не смогут, а сама мадам Эмбер теряла все, если разрешит суду произвести опись наследства без Кроуфордов. Тереза успокаивала их, говорила, что в таком случае грабительскую наследственную пошлину удастся не платить совсем либо момент уплаты можно будет оттянуть до того времени, когда ценные бумаги окажутся у нее в руках. А от разбирательства Кроуфорды не уйдут, ведь, как подсказывали Эмбер-старший и его друзья-юристы, дело можно будет вести в гражданском суде, где предметом спора будут два завещания, а не количество ценных бумаг.

Вскоре, однако, выяснилось, что у гражданского суда по французским законам были и другие, весьма тревожившие кредиторов особенности. К примеру, на вызов в суд истцов, ответчиков или свидетелей из-за океана отводилось пять месяцев. Так что следующее заседание суда могло состояться только через полгода. С такими перерывами между заседаниями рассмотрение могло затянуться, и некоторые из светских ростовщиков занервничали. Они захотели убедиться в наличии многомиллионного пакета ценных бумаг.

Возникла тупиковая ситуация. Ведь соглашение, как объясняли юристы Терезы, запрещало ей вскрывать железный ящик с ценностями. Но кредиторы настаивали, и выход совместными усилиями все же был найден. Эмберы назначили своими временными представителями на процедуре получения процентов — вырезания купонов — нотариусов, которым доверяли кредиторы. И те, сидя в сторонке, подсчитывали, сколько именно пачек бумаг доставалось из ящика, и сколько из каждой из них вырезали купонов. Цифры сходились в точности. Кредиторы успокоились и вновь начали ссужать Эмберов деньгами.

Аппетит приходит во время еды, и время от времени Эмберы начали выезжать из Парижа в другие крупные французские города, чтобы найти новые кредиты. Так, в 1884 году они отправились в Нарбонну, но местные буржуа потребовали продемонстрировать ценности, которыми гарантируется заем. Эмберы оказались подготовленными к такому повороту событий и показали считавшиеся тогда надежнейшими именные билеты ренты — на имя Терезы, Фредерика и их дочери Евы, стоимостью 300 тыс., 400 тыс. и 800 тыс. франков. Обомлевшие провинциалы тут же полезли в кошельки и сундуки. Только один из них ссудил Эмберам 210 тыс. франков. Потом, правда, посредничавший при сделке адвокат Камп узнал, что билетов ренты такого номинала попросту не бывает. Но проценты, которые он получал за посредничество, значительно увеличили его состояние, и он решил продолжить сотрудничество с Эмберами, не говоря ничего своим землякам.

Вряд ли его кто-то осудил. Чиновники и просто близкие к власти граждане Третьей французской республики умудрялись делать деньги из воздуха. В те годы, к примеру, все знали, что зять одного из президентов Франции едва ли не в открытую торговал наградами и, привезя ему в Елисейский дворец требуемую сумму, практически любой желающий мог стать кавалером ордена Почетного легиона. Так что какие-то операции с нереальными рентами родственников министра юстиции выглядели как нечто вполне обыденное.

Роскошь в кредит

Кроме французских городов Эмберы посетили Брюссель, где также оказалось немало банкиров и ростовщиков, желающих ссудить их деньгами. Правда, тяжелых на подъем и крайне осторожных бельгийцев настораживали обстоятельства наследственного дела. Однако мадам Эмбер разъясняла, что соглашение с Кроуфордами временное, ведь как только ее младшая сестра Мария достигнет совершеннолетия, она в качестве наследника по второму завещанию сможет участвовать в деле. И конечно, договориться с сестрой, которая с малых лет заменила ей мать. Ждать осталось совсем недолго — Мария вступит в свои права 3 декабря 1884 года. С такими аргументами трудно было не согласиться, и бельгийцы начали кредитовать Эмберов.

Дня рождения Марии все кредиторы Эмберов ждали как великого праздника, и как оказалось, не напрасно. Несколько дней спустя они узнали, что стороны конфликта обменялись письмами, подводящими черту под делом о наследстве Кроуфорда. Племянники покойного миллионера писали: "9 декабря 1884 года. Господину и госпоже Фредерик Эмбер. Обязуемся солидарно признать недействительным завещание нашего дяди и ничего не требовать из наследства, причитающегося нам по нему,— если с вашей стороны вы обязуетесь выплатить нам по 3 миллиона франков".

Ответ последовал незамедлительно: "В ответ на письмо ваше от 9-го текущего месяца, в котором вы заявляете нам готовность отказаться от всех прав на наследство вашего дяди, под условием уплаты нами вам по три миллиона франков, честь имеем сообщить вам, что мы принимаем ваше предложение".

Кредиторы мигом собрали и передали Эмберам 6 млн франков, но тут, как стало уже обычным, совершенно неожиданно обстоятельства изменились. Кроуфорды не стали принимать деньги, отказались от исполнения сделки и потребовали обеспечить сохранность наследства по первому соглашению. Представитель Кроуфордов объяснил, что кроме оформленной письмами сделки существовала еще и устная договоренность о том, что Мария выйдет замуж за сына одного из Кроуфордов, названного в честь дедушки Генри-Робертом. Французский закон запрещал включать в условия письменной сделки обязательства, накладываемые на третье лицо. А Эмберы их гнусно обманули — свадьба не состоялась.

Теперь уже Кроуфорды обратились в гражданский суд, с требованием признать полюбовную сделку о наследстве недействительной, и их представитель нанял лучших адвокатов. К звездам парижской адвокатуры обратились и Эмберы. Удручало еще и то, что процесс растягивался во времени. Кроуфордам посылали приглашения в суд, но по истечении положенных пяти месяцев приходил ответ, что они приехать не могут и все оставляют на усмотрение своих представителей. В суде и апелляционных инстанциях шли бесконечные разбирательства о том, должен или не должен истец лично присутствовать на заседании и правомочен ли гражданский суд выносить решения в его отсутствие.

Тем временем супруги Эмбер прекрасно распорядились полученными от кредиторов новыми миллионами франков. Они приобрели особняк в Париже, замок Селейран с обширными угодьями и фермами, потом еще один замок в департаменте Сены и Марны, который Фредерик Эмбер наполнил произведениями искусства и превратил в настоящий дворец. Попасть на приемы к Эмберам пытался, как говорится, весь Париж. Однако Тереза очень тщательно и требовательно отбирала гостей. Так что будущий президент Франции, а в то время депутат и министр Феликс Фор входил у нее в список запасных гостей, которых приглашали, если на вечер не находилось никого более значительного, знаменитого или интересного.

Людям, имеющим такую недвижимость и вошедшим в число самых крупных землевладельцев Франции, банки и частные лица давали кредиты еще охотнее. Однако получение и возврат кредитов превращались в тяжелую работу, которой кроме Терезы начал заниматься и Фредерик, отрываясь от обязанностей депутата парламента, а также брат Терезы — Ромэн. Время от времени к операциям приходилось привлекать и другого брата Терезы — Эмиля.

Вся эта суета в особняке и замках так утомляла все еще склонного к поэзии и живописи Фредерика, что они с женой решили купить "нечто вроде студии", где бы он мог писать свои полотна и сочинять стихи. Как вспоминала Тереза, удалось приобрести для него в центре Парижа квартирку из восьми комнат.

Вся семья просто купалась в роскоши. Тереза изумляла Париж тратами на наряды, драгоценности и прислугу. Как-то она разом потратила 5 млн франков на украшения с бриллиантами. При том что замок Селейран оценивался в 1 млн, а менее помпезные объекты с обширными угодьями продавались за четверть миллиона. Ее брат Ромэн, оставаясь формально холостяком, содержал такое число женщин и родившихся от него детей, что сам не мог вспомнить, сколько же их было в точности. Но всегда добавлял, что всех их искренне любил. А отец Терезы, получая от дочери немалые средства, настолько вырос в собственных глазах, что стал везде называть себя графом д`Ориньяком.

Долги их тяжкие

Казалось бы, роскошная жизнь в кредит не могла продолжаться бесконечно. Ведь деньги приходилось возвращать с процентами, а для этого вновь искать их у ростовщиков. Однако Эмберы далеко не всегда отдавали то, что были должны. Некоторые кредиторы, отчаявшись дождаться расчета, соглашались пойти на частичное списание долгов. В некоторых случаях, когда кредитор умирал, Эмберы затевали судебное разбирательство и иногда даже доказывали, что ничего покойному не должны.

При этом им часто помогали высокопоставленные политики и чиновники, вхожие в их салон. И небескорыстно. Все знали, что у Эмберов можно в любой момент перехватить пару-тройку тысяч франков на несколько дней, чтобы, к примеру, уплатить карточный долг или откупиться от надоевшей любовницы. А если оказать Эмберам какую-нибудь услугу, деньги можно и не возвращать.

С помощью высокопоставленных друзей семье удавалось довольно лихо разобраться с самыми надоедливыми кредиторами-ростовщиками. Ростовщичество не преследовалось в уголовном порядке, но считалось делом предосудительным и недостойным порядочного человека. Поэтому Эмберы объясняли своим кредиторам, что могут перенести их спор в гражданский суд и там обнародовать договор, где указаны грабительские проценты. И настырным кредиторам, как правило, приходилось смиряться. А остальным говорили, что процесс с Кроуфордами не может длиться вечно и деньги вот-вот будут.

Между тем желающих ссужать деньгами Эмберов становилось все меньше, так что семье пришлось искать дополнительные источники финансирования. После раздумий и расчетов они создали общество "Пожизненной ренты", куда все желающие могли поместить свои капиталы и вместо 2-3% годовых по государственной ренте получать 12-15%. Как обычно в подобных случаях, граждане ринулись в новое общество, созданное такими известными людьми, где вклады гарантировались самым известным на тот момент в Европе наследством. Знатоки подсчитывали, что за годы, прошедшие со времени смерти Кроуфорда до создания "Пожизненной ренты" в 1893 году, капитал, который составляли ценные бумаги, хранившиеся в ящике, должен был вырасти с учетом набежавших процентов до 60 млн франков.

Однако судебное разбирательство все никак не заканчивалось. Хотя Кроуфордам отказали в признании неправомочности сделки, их представители подавали все новые протесты и апелляционные жалобы. Один из измученных кредиторов — банкир Жерар нанял видного адвоката, бывшего министра и сенатора Пьера Вальдек-Руссо, чтобы найти наконец законное основание для прекращения этого бесконечного процесса. Мэтр Вальдек-Руссо предложил проверить, живут ли Кроуфорды в Нью-Йорке по адресу Бродвей, 1202. Как оказалось, там находилась гостиница, в которой о братьях никто и никогда не слышал. На этом основании иск Кроуфордов мог быть признан недействительным. Но суд оказался глух к его аргументам, и Вальдек-Руссо, что называется, закусил удила. Он выступил перед сенаторами с речью, в которой назвал Эмберов мошенниками, а вслед за этим начал кампанию против них в прессе, заставившую многих политиков и чиновников от Эмберов отвернуться.

Вопрос, казалось бы, мог наконец-то решиться в 1900 году, когда Кроуфордам полностью и окончательно отказали в иске, а Эмберам суд предписал изъять из ящика хранившиеся там ценные бумаги на 6 млн франков и обратить их в наличность для передачи американцам. Но Эмберы начали тянуть с исполнением решения, и в июне 1901 года неожиданно для всех подали иск о признании Терезы Эмбер утратившей право на наследство.

Время для подобного маневра было выбрано крайне неудачно. Вальдек-Руссо в 1899 году возглавил правительство и теперь стал давить на своих недругов Эмберов, используя все имевшиеся в его распоряжении средства. От основного поверенного Кроуфордов под угрозой ареста потребовали назвать местонахождение его клиентов. Однако выяснилось, что он видел их только раз, а все письма им отправлял на почтамт в Париже до востребования. Дальше — больше. Выяснилось, что, кроме Эмберов и него самого, никто американцев не видел. Адреса их нет, и, скорее всего, их просто не существует. А один из старых клиентов Вальдек-Руссо, ростовщик Котои, потребовал от суда выяснить, когда и где умер миллионер Кроуфорд. И оказалось, что никаких данных о его жизни и смерти ни в одной стране Европы нет.

Все это привело к тому, что кредиторы все настойчивее требовали от судов вскрыть ящик с наследством, которое к 1902 году должно было вырасти до 100 млн франков. Законных оснований к принуждению Терезы Эмбер к этому действию не существовало. Но ее адвокаты объявили, что 9 мая 1902 года она в присутствии официальных лиц все-таки произведет вскрытие ящика и опись ценных бумаг. Вот только в назначенный день Эмберов в особняке не оказалось, а в ящике нашли только старые газеты и старую итальянскую монету. Эмберов ни в доме, ни в Париже так и не нашли. В кассе "Пожизненной ренты" также оказалось пусто.

Разыскали Эмберов только в декабре 1902 года в Мадриде, после чего арестовали и под конвоем французских полицейских вернули в Париж. По ходу следствия выяснялись все новые и новые интересные детали. Следователи разыскали даже замок Маркотт, который должна была получить в наследство Тереза. С 1830-х годов он принадлежал семье, не имевшей к Дориньякам ни малейшего отношения. Нашли и место смерти Генри-Роберта Кроуфорда. Тереза призналась, что он умер в Аргентине. Туда послали сыщика и убедились, что так оно и было, только Кроуфорд был не миллионером, а учителем в школе при руднике, на котором несколько месяцев проработал Ромэн Дориньяк. Его же, как человека, получавшего письма для племянников-Кроуфордов, опознали почтовые служащие. А графологи установили, что все письма поверенному от Кроуфордов были написаны Ромэном и Эмилем Дориньяками. Выяснили даже, как именно обманули представителей кредиторов при подсчете ценных бумаг из пресловутого железного ящика.

После обыска в маленькой восьмикомнатной квартирке Фредерика Эмбера выяснилось, что именно он на протяжении 20 лет разыгрывал сложнейшую юридическую партию, продумывая ходы за обе стороны и ловко отыскивая в законах зацепки для затягивания дела. А знаменитые адвокаты лишь исполняли его указания.

Фредерик продумал абсолютно все, так что следствие и суд оказались перед непростой проблемой. Оценивать содеянное как мошенничество, которое во Франции считалось не преступлением, а проступком и за которое грозило максимум три года заключения, или же исходить из того, что был совершен подлог, за что полагалось уже от 5 до 20 лет каторги? Но свидетельства о смерти Кроуфорда никто не подделывал, его просто не существовало, как не существовало и завещаний. Следователи смогли доказать лишь один эпизод подлога — в истории с именными билетами ренты, которые Эмберы предъявляли кредиторам в 1884 году в Нарбонне. В итоге в 1903 году присяжные признали Эмберов и братьев Терезы — Ромэна и Эмиля виновными. Эмиль получил два года заключения, Ромэн — три. Терезу и Фредерика приговорили к пяти годам заключения и выплате смешного штрафа в 100 франков. Между тем через их руки прошло в общей сложности 150 млн франков — как сказал в своей речи перед сенаторами Вальдек-Руссо, это было величайшим мошенничеством столетия.