Деятели театра отметили столетие встречи Станиславского и Немировича-Данченко
На прошедшей неделе в Москве широко отмечали столетие самого знаменитого и, возможно, самого длинного обеда в истории русского театра. Век назад, встретившись в ресторане "Славянский базар" и проговорив восемнадцать часов кряду, драматург Немирович и артист-промышленник Станиславский-Алексеев договорились создать новое театральное дело. По идее Министерства культуры России, правительства Москвы, МХАТа имени Чехова, Международной конфедерации театральных союзов и Фонда имени Станиславского деятели мирового театра, собравшись в Москве, должны были подвести итоги уходящего театрального века.
Встретившись в два часа дня, но не успев обговорить дело до вечера, отцы-основатели отправились из ресторана в Любимовку, подмосковное имение Станиславского, где заседали до следующего утра. "Славянский базар — 100" начался в зрительном зале МХАТа имени Чехова ровно через сто лет, тоже в два часа дня: по замыслу организаторов, его участники должны были повторить путь Станиславского и Немировича. Гостей все же пощадили, дав им поспать ночь дома или в гостинице и пригласив в Любимовку только на следующий день. Там они наслаждались природой, фотографировали пустое место, где некогда стоял главный усадебный дом, и смотрели учебные спектакли московских театральных школ.
Вообще, "Базар" был задуман как мероприятие одновременно светское, символическое и научно-практическое. Его участники побывали на театральном салоне Фонда Станиславского в гостинице "Балчуг" (где Александру Абдулову вручали премию Фонда "Московская премьера" за роль Алексея Ивановича в спектакле Марка Захарова "Варвар и Еретик"), посмотрели мхатовские "Три сестры" Олега Ефремова и поутру возложили цветы к могилам тех, кто некогда намечал за ресторанным столиком принципы театра будущего.
О двух участниках той встречи напоминали два исторических кресла из кабинета Немировича, возвышавшиеся посреди сцены Художественного театра. Каждый из приглашенных выступить на конференции имел десять минут на речь и несколько минут "на исповедь": можно было присесть в одно из кресел (видимо, предварительно мысленно отождествив себя с одним из двух основоположников) и сказать нечто особо сокровенное. Желающих высказать "последнюю правду" оказалось немного, и интереснее были не слова, а отношение к возможности их произнести. Так, Юрий Любимов молча накинул на кресло Станиславского розовый музейный шнурок — от греха подальше, а знаменитый чешский режиссер Отомар Крейча, выступавший следом, исчерпал свою "исповедь" тем, что этот атрибут благоговения убрал прочь.
Новый "Славянский базар" отмечал не столетие театра, а столетие идеи театра, столетие договора о его создании. Практикам сцены, явившимся на юбилей, больше чем кому-либо известна та "дистанция огромного размера", что отделяет театральные мечтания от театральной практики. Если кто-нибудь только намекнул бы обедавшей в отдельном кабинете ресторана на Никольской творческой паре, что им впоследствии предстоит друг от друга вынести и что друг о друге писать, они, должно быть, в ужасе разбежались бы навсегда в разные стороны. Недаром Кама Гинкас предложил вдуматься в сам факт того, что два человека театра в принципе смогли встретиться, смогли верно услышать друг друга и о чем-то договориться. Может быть, последний раз за целый век.
Еще удивительнее, чем этот договор, стала сорокалетняя история совместного руководства театром. За это время приходилось делить актрис и вставать на колени перед властями, кричать "караул" и напутствовать молодежь, доверяться иллюзиям и принимать поражения за победы (и наоборот — победы за поражения). Идеальный драматизм мхатовской истории поучителен, канонизация театра неотделима от недоверия к нему. Неслучайно мемориальный "Базар" оттолкнулся от непринужденно-сатирической ноты: театральный салон в "Балчуге" начался отрывками из подлинных писем С. и Н.-Д., которые были оттенены едкими страницами булгаковского "Театрального романа". Но пафос благодарности был во время торжеств, естественно, сильнее привычного иронического отстранения. "Да, Карфаген разрушен, — философски заметила мне в Любимовке Майя Туровская, — но надо быть признательными и помнить, что он был и как много он значил".
Непросто судить о практической пользе разговоров, мозаика голосов осталась в памяти присутствовавших набором спонтанных высказываний. Возможно, истинная ценность этой композиции станет ясной тоже лет через сто. "Базар" не стал торжищем идей, но и не превратился в разговор слепых с глухими. Особенно, когда речь зашла о "больном": о взаимоотношениях актеров и режиссеров. Написанное и сыгранное как эстрадный номер выступление Сергея Юрского было, в сущности, манифестом обиженных русских актеров, настрадавшихся за сто лет режиссерского диктата и ныне уверенных в своем первенстве среди театральных профессий. Трудно сказать, подбадривало ли Юрского кресло Станиславского-актера или ему пекло спину кресло Станиславского-режиссера. Во всяком случае, режиссеры живые растерялись. Нашелся, что ответить, только Гинкас. Но для этого ему пришлось апеллировать к опыту работы на чужбине.
Кстати, о загранице. Многие из приглашенных зарубежных знаменитостей приехать не смогли. Ожидания казались реальностью, и выступавший в начале конференции посол Европейской комиссии в Москве Оттокар Хан даже поприветствовал "находящуюся в зале" Мерил Стрип. Но ее не было: захворала в последний момент. Не доехали Питер Брук и Петер Штайн, Ежи Гротовский и Роберт Стуруа. Оказалось, впрочем, что нет худа без добра: убедительнее стала редкая в наши дни концентрация корифеев сцены отечественной. (Как шутили в кулуарах, такого "сбора" не было со времен еще довоенной всесоюзной режиссерской конференции, проходившей под присмотром Вышинского). Звезды сменяли на сцене звезд. Никто не вспомнил, что Станиславскому и Немировичу в момент их исторической встречи не исполнилось и сорока. На сцене МХАТа в юбилейный день никого моложе сорока не было.
"Как побазарили?" — спросил я, когда все было позади, одного из организаторов и авторов идеи юбилейного "Базара" Анатолия Смелянского.
— По-моему, есть возможность дать актуальный снимок состояния русского театра. Для меня было приятной неожиданностью, что большинство крупнейших современных российских режиссеров согласились быть вместе. Разделенные свободой, они обычно не смотрят друг в сторону друга. Большинство, как выразился Анатолий Васильев, "практикуют" в Европе или Америке. Им было непросто говорить, потому что именно славянский, отечественный базар в отличие от любого международного собрать очень трудно. Мучаясь, волнуясь и путаясь, каждый из них сказал что-то существенное, что-то важное сформулировал. Конечно, мы находимся в ситуации как бы до "Славянского базара". Это надо осознавать. Россия продвинулась не на сто лет вперед, а на сто лет назад. У нас те же самые проблемы, что и тогда. Как сказал Лев Додин, дело, начатое сто лет назад, было построено на сочетании абсолютного идеализма с абсолютной трезвостью. Это и есть свободный рынок. Есть ли у нас сегодня реальные возможности для основания принципиально нового дела? Пожалуй, нет. Но то, что мы стоим на пороге колоссальных перемен в русском театре — в лучшую ли, в худшую сторону, не знаю — очевидно. Нам нужен "Славянский базар". В том, что люди русского театра в осознании этого факта ответственно посмотрели друг другу в глаза, пока и есть главный итог.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ