Опубликован список номинантов на премию Букер-97
В суровые времена самым почетным для произведения было "ходить в списках". Сейчас литература тоже ходит в списках, но не читательских, а номинационных. Букер опубликовал очередной список претендентов на лучший русскоязычный роман года. Их 42. Откуда они берутся — это сказка про репку: Британский совет (учредитель литературной премии Букера в России) подбирает комиссию, которая подбирает номинаторов и членов жюри, которые подбирают романы.
В литературных кулуарах премию Букера немало бранили, все время казалось, что не тому дали. Потому что не то жюри. То там писатели пристрастные, то критики нехорошие, то люди неизвестные, то ретрограды. Замечания каждый раз пытались учесть, но тщетно. В прошлом году прямо конфуз вышел: объявляя шорт-лист (шестерых финалистов), председатель жюри Ирина Прохорова сказала, что все члены жюри недовольны, поскольку мнения сильно разошлись, и сойтись удалось только на "компромиссных" произведениях. А принцип у Букера такой: если хоть один из пяти членов жюри против, произведение не проходит. При таком подходе особо не разгуляешься.
Но подход изменить нельзя, так заведено у деньгоплательщика, английского Букера. А эксперименты с составом жюри привели в этом году к тому, что включили одного не литератора, а читателя, знаменитую актрису Аллу Демидову. Остальные — три профессора-литературоведа: Игорь Шайтанов, Вольф Шмид, Владимир Новиков и писатель из Волгограда Борис Екимов, опубликовавший более двадцати книг.
Но остается главный вопрос: что такое "лучший роман"? Не хватает уточняющих параметров. Может быть, получивший наибольший резонанс? Слухом земля полнится. Может, что-то трудно читаемое, но великое, как Пруст и Джойс? Юных поощрять, мастеров, новое слово в литературе, бестселлер — ну как-то хочется быть сориентированным.
Потому и возникает вопрос "а судьи, то есть номинаторы, кто"? По крайней мере некоторые из них, как сообщают конфиденциальные источники, отвечали на просьбу назвать кандидатуры: "Напишите кого хотите, мне было не до чтения". Или: "Откуда мне знать, что у вас там есть, я же далеко" (география номинаторов обширна). В предыдущие пять лет "лучшими романами" были признаны романы Марка Харитонова, Владимира Маканина, Булата Окуджавы, Георгия Владимова и Андрея Сергеева. В конце концов читателю судить, хорош ли был букеровский выбор.
На сегодняшний день ни один номинатор и ни один член жюри еще не читал всего списка. Соберется жюри 13 июня на первое заседание и "обменяется". Мне в связи с этим вспомнилась история из моей университетской практики.
У нас, студентов филфака МГУ, были списки обязательной литературы: античной, средневековой, ренессансной и далее зарубежной по векам, а также русской классической и современной советской. Со всеми списками, кроме последнего, все справлялись индивидуально, а тут мы собирались и распределяли, кому что читать к экзамену. Количество было примерно как в букеровском списке. Каждый брал читать — по жребию — один роман и на назначенном обсуждении пересказывал остальным. Помнится, мне тогда выпал Василий Белов. Задание оказалось не из легких — при том что я была, думаю, самым активным читателем среди сокурсников, можно сказать, маньяком.
Вспомнилось мне это, соответственно, из сопереживания жюри, которому предстоит читательский подвиг. Впрочем, им за это деньги платят. А мне поскольку не платят, я могу попросту сказать, что читательский и экспертный резонанс был у двух из 42 произведений: "Чапаев и Пустота" Виктора Пелевина и "Медея и ее дети" Людмилы Улицкой. Оба рекомендую прочитать. Оба — издательство "Вагриус" (оно тоже мне не платит — по нынешним временам это надо подчеркивать). Роман "Медея и ее дети" уже получил осенью 96-го французскую премию Медичи. Это вторая по значению после Гонкуровской. Про ту и другую во Франции ворчат точно так же: мол, не тем дают. Но там другого рода "разборки". Премию получает, конечно, автор, но прежде всего это награда издательству. После "Гонкура" особенно — премированный роман переиздается гигантским тиражом.
Соответственно в отличие от нашего недостатка, "вкусовщины", там недостаток — межиздательские интриги. Даже хотелось бы, чтоб у нас были эти самые интриги. А то в прошлом году из номинированных на Букера только два (!) романа были изданы книгами, остальные — журнальные публикации. В этом году книг уже (!) девять. Это значит, что книгоиздательство в России, хоть и медленно, но налаживается.
Ну и в двух словах о романе, с моей точки зрения, выдающемся — "Чапаев и Пустота", и о его авторе.
Виктору Пелевину 35 лет, он москвич, но отшельник, живет с компьютером, натренирован во всех его играх, пьет зеленый чай из фильтрованной воды, любит анекдоты, переведен на множество языков, проникнут духом Будды и Кастанеды. Он обладает качествами, которые Жак Аттали прогнозирует как главные для человека ХХI века: "Вкус к игре и любовь к одиночеству".
Петька, он же Петр Пустота, главный герой романа о Василии Ивановиче, существует в двух временах — нашем, как пациент дурдома, и том, в начале века. Декадентский поэт, потом комиссар, безнадежно влюбленный в Анку-пулеметчицу. А пулемет-то, как выяснилось, не простой был — глиняный, волшебный. Сначала читатель будет гадать, что из этого правда, а потом поймет, что все — абсолютно доподлинная реальность. И задумается: "А что вообще есть реальность?"
Мне кажется точным пелевинское определение писательского труда, вложенное в уста героя: "Авторство — вещь сомнительная, и все, что требуется от того, кто взял в руки перо и склонился над листом бумаги, так это выстроить множество разбросанных по душе замочных скважин в одну линию, так чтобы сквозь них на бумагу вдруг упал солнечный луч".
Набоковского качества беллетристический дар, виртуозность языка (включая гомерически смешно воспроизведенный жаргон новых русских блатных), аромат Гоголя и Достоевского, остросюжетность с философским наполнением — современной интеллектуальной проблематикой, включая жизнь после жизни. В общем, читайте, завидуйте, наслаждайтесь, а что касается букеровского жюри, то ему еще корпеть и корпеть: до осени выделять шорт-лист, а в декабре назвать своего "лучшего".
ТАТЬЯНА Ъ-ЩЕРБИНА