"Ползет мой броник, весь в пыли,
И цель близка, вон там, вдали,
Стоит моя бригада.
Еще чуть-чуть, еще рывок,
Запекся кровью мой висок,
И старшина прострелен в бок,
Но мы не дались гадам.
Зажали 'духи' нас в тиски,
Долбили 'мухи' и 'шмели',
И разлетелся на куски
Уазик командира.
Горели бэтэр и 'Урал',
И старшина мой закричал,
Что духи прут, что нам — хана,
И вдруг замолк мой старшина.
Броня пробита".
Когда я слушала эту песню в военном лагере в Ханкале, я решила, что поющие ребята, конечно же, испытали все, о чем поется, на себе: так надрывно и яростно исполнял ее солдат по прозвищу Жук. Но оказалось, что в серьезных переделках эти ребята еще не успели побывать, они только месяц, как приехали в Чечню. А песня написана давно, после расстрела колонны пермского ОМОНа, в честь погибших омоновцев:
"Остались там, под Ведено,
В кровавой каше, за стеной скалистой,
Братва, родные пермяки.
Забыть их лица. На полдня.
Чтоб доползла моя броня.
И по дороге на восток мой БТР пылится..."
Необстрелянные солдаты героизируют и идеализируют войну. Когда я спросила Жука, чем им так нравится эта песня, он ответил:
— Там про парня поется, который свой БТР вывел из боя и раненого старшину вывез...
— Как же так, по песне вроде получается, что старшина все-таки погиб?
Солдат со мной не согласился:
— В одиночку парень не ушел бы с поля боя. Он ушел и бросил там своих только потому, что хотел спасти своего старшину!
Вот она, мальчишеская страсть к подвигу. Неизвестный автор песни рассказывал о судьбе водителя бэтээра, который один вырвался из страшной мясорубки, но 19-летние слушатели не захотели принять такой вариант песни. Уйти, по их мнению, можно было, лишь спасая друга.
Многие песни напоминают "афганские" — те же "басурманские", чуждые названия. Только там — Кандагар, а здесь — Ведено. Грозный тоже воспринимается как чужой город, хотя и поют про него "мой":
"А дома ждут семья, родители, друзья.
Ты знаешь, это ведь никто не позабудет.
Прощай, мой Грозный, навсегда,
Я не вернусь уже сюда,
Но и тебя я никогда уж не забуду".
Или такая песня:
"Завтра кончается у нас командировка,
Сегодня опять ночью ждет нас всех бой.
Ребята с Самары, Ростова, Смоленска
Последние сутки хранят здесь покой.
А ветер сырой пронизывает тело,
И бэтэр стоит с включенною "луной"...
Нам до тебя, Грозный, больше нет дела,
Завтра мы едем домой".
Эта песня, как и предыдущая,— дембельская. Она списана с забытой старой: во время осетино-ингушского конфликта омоновцы, приехавшие в Осетию, пели эту песню, только вместо Грозного был Владикавказ.
Многим солдатам, 19-летним мальчикам из российской глубинки, Чечня кажется каким-то зловеще-чужим государством:
"Здесь, на этой земле, на могилах не ставят крестов.
Здесь под рокот винтов 'грузом 200' летят пацаны.
Кто в Моздок, кто в Ростов.
Может быть, и кому-то из нас уж пора?"
Но иногда к этому добавляется какое-то странное сочувствие, также пронизанное страхом перед чужой непонятной землей:
"А средь старых камней пики острые гордо торчат,
А средь старых камней пики острые горько кричат.
И в руинах лежат города.
День и ночь здесь горят факела.
Так земля посылает проклятья..."
Поют, конечно, и о девушках. Эти песни отличаются от других только упоминанием о смерти:
"Не верю, что ты меня разлюбила,
Все это дым, горький дым.
И я тебя обниму что есть силы,
Дай Бог вернуться живым".
Однажды на моих глазах солдат из Веденской комендантской роты, разговаривая с матерью по моему спутниковому телефону, очень убедительно врал: "Да в Москве я, мама, ну где же еще... Все у меня нормально, питаюсь, служу, скоро домой... Не-е, в Чечню не посылают, да ты не бойся, меня не пошлют, мне командир сказал..." И объяснил мне потом: "С ума же сойдет, если узнает".
Об этом — о попытках уберечь родных от переживаний — тоже есть песни:
"Опять рассвет кровавой птицей в окне горит,
Ты только маме, что я в Чечне, не говори...
...Опять на сопке стоять в дозоре мне до зари. / Ты только маме, что я в Чечне, не говори..."
Говорят, у многих на войне "едет крыша". Наверное, сочинение песен — это своего рода лекарство от помешательства, и потому их так много.
ОЛЬГА АЛЛЕНОВА, корреспондент ИД "Коммерсантъ" в Чечне