На этой неделе президент России призвал "объявить войну за русский язык", высказавшись за создание специальной комиссии по вопросам русского языка, с тем чтобы "если не приблизить сегодняшний русский язык к пушкинскому, то хотя бы очистить его". Президент возмутился тем, что "Москва завалена рекламой на иностранном языке", и пригрозил запретить использовать для рекламы другие, кроме русского, языки.
Заметим, что слова, начертанные иностранными буквами, в силу непреодолимой границы между кириллицей и латиницей в русский язык войти никак не могут и, следовательно, не могут его и загрязнить; но, в самом деле, стремление культуру от чего-то очистить ощущается многими как потребность все более настоятельная. На этой неделе из списка памятников археологии и истории Свердловской области была исключена стела на лесной поляне в уральской тайге, где, по преданию, погиб пионер Павлик Морозов. Теперь любой местный житель волен перевезти ее на свой дачный участок. Зато Красная площадь в Москве, напротив, получила по закону, принятому в третьем чтении Думой, статус "особо ценного объекта культурного наследия народов РФ", в результате чего встало под вопрос исполнение на площади оперы "Хованщина", намеченное на ближайшее время: потребуется решение президента, премьер-министра и председателей обеих палат парламента. Впрочем, надо думать, серьезной "Хованщине" ничто не грозит: Красная площадь должна быть защищена в первую очередь от возможного пародирования. Например, от картонных декораций дворцов разных стран и народов, которые украсили площадь во время прошлогоднего циркового фестиваля. Своей варварской эклектикой они подчеркнули великолепно варварский характер кремлевской архитектуры, включая вавилонского вида мавзолей, удачно гармонировавший с диким восточным классицизмом стен и башен. За Красную площадь в те дни можно было только радоваться, но идее чистоты это, конечно, не соответствовало.
Остается, правда, неясным, насколько на решение думцев повлияла судьба Манежной, на которой теперь декорации (значительно менее остроумные, чем цирковые) выстроены в камне, так что некогда большая, исполненная пространственного пафоса, все еще классическая по своему духу площадь превратилась в мещанский променад на дешевом крымском курорте, где граждане могут культурно отдыхать, развлекаясь пивом, семечками и скульптурами Аленушек и уточек.
О культуре в эти дни говорили много. На этой же неделе российский президент с огорчением отметил, что среди российских военных "культурой даже не пахнет", невольно, но, как всегда, ярко напомнив о том, что культура в нашей стране часто понимается как своего рода духи, если не сказать дезодорант, своим могучим ароматом призванный затушевать недостатки будней. Представление о культуре как о чем-то воскресном и редко доступном прозвучало и в предложении президента сделать 6 июня, день рождения Пушкина, всероссийским праздником и днем нерабочим. "Так и пишите, понимаешь: на первом заседании Совета по культуре решено 6 июня, день рождения Александра Сергеевича Пушкина, — там другие какие-нибудь слова будут — объявить праздничным, нерабочим днем. Вот так. В мае сколько праздновали — ничего же не случилось,— сказал Ельцин и выразил пожелание: — Пусть в этот день все в стране обратят взгляд к культуре — ведь это размягчает души". Хотя большинство граждан в лишний июньский выходной несомненно обратит взгляд к своим клубничным грядкам, в российских понятиях это тоже есть форма времяпрепровождения вполне культурного.
Обратить свой взор к культуре будет технически проще, если реализуется предложение президента сделать из 5-го телеканала канал по вопросам культуры. Канал должен будет заниматься "только культурой интересной, разнообразной, без всякой рекламы". Отсутствие рекламы может означать, очевидно, что канал будет полагаться исключительно на государственное финансирование и регулироваться будет не экономическими, а идеологическими соображениями, — отсюда и предложение создать для такого канала специальный комитет, "чтобы утверждал репертуар", что вызывает несколько советские ассоциации. Возможно, и культура будет на таком канале советского типа: советская культура и была ведь как раз культурой в отсутствие рекламы и успешно роль рекламы играла — роль образа коллективной мечты. Советское кино было своего рода "мыльной оперой". Во всяком случае, только так понимаемая культура может быть "интересной и разнообразной", поскольку о серьезной культуре так говорить затруднительно.
"Интересная и разнообразная" выставка, как будто призванная ответить на многочисленные пожелания к культуре, открылась два дня назад в залах Российской академии художеств. "Гармония контрастов. Русское искусство второй половины ХХ века" претендует на то, чтобы стать первой попыткой "показать панораму русского искусства за последние 50 лет", для чего в залах было развешано более 400 произведений 215 художников. Впоследствии произведения предназначались к аукционной продаже. Аукцион и выставка устроены объединением "Магнум Арс" совместно с Российской академией художеств при содействии Третьяковской галереи и Союза художников, а для подкрепления альянса "Магнум Арс" предварительно провел в Третьяковской галерее нечто под названием "научная конференция по искусству конца ХХ века", призванное обеспечить теоретический базис для той чудовищной тюри из искусства, которая украсила теперь залы Академии. Есть тут твердые соцреалисты старой школы, работающие в гладеньком стиле "tres chic"; есть деревенщики, рука которых отмечена хроническим тремором, а палитра — избытком навозных оттенков; есть кое-кто из бывших нонконформистов, видимо, не осведомленных о том, с кем будут соседствовать; есть советские мастера военной темы, теперь махнувшие рукой на все и посвятившие себя ню высшей весовой категории; есть, наконец, картина "Сталин и три богатыря". Единственное, что тут оказалось проделано вполне блестяще — это воссоздание советского контекста: запредельной художественной дряни 60%, на фоне которой просто дрянь, составляющая еще примерно 38% экспозиции, кажется уже чем-то достойным, в первую очередь для самих создателей. В этом смысле выставка для членов Союза художников играет безусловно терапевтическую роль.
Случайные посетители ходят по выставке, держа в руках — может быть, впервые в жизни — прайс-лист, и, вероятно, рассматривают стартовые цены как ориентиры в непонятной системе художественных ценностей. С этой точки зрения первое место делят на выставке два натюрморта метафизического реалиста Вейсберга и два пейзажа социалистического реалиста Грицая (все по $20 тыс.). "Сталин и три богатыря" стоят всего $6500, а Сталин работы Налбандяна — $10 тысяч; Ленина же можно купить и за $2,5 тыс. Женский портрет работы Лактионова предлагается по стартовой цене $4,5 тыс. (включая украшающее модель боа из чернобурки).
Последняя картина, живописующая богатство, но сильно траченная временем и выставленная на аукцион, должно быть, родственниками или иными владельцами "из бывших", рождает мысли особенно печальные — о бренности славы и богатства. Выставка в Академии художеств выглядит как комиссионный магазин или, хуже того, ломбард. Художники бывшего советского искусства, которым ныне негде выставиться и некому продаться, были, наверное, рады приглашению "Магнума". Картины, конечно, проданы не будут — цены к реальному арт-рынку отношения не имеют и рынок этот скорее испортят — но это и неважно. Главное ведь — воссоздать широкую картину.