Выступая перед нижегородцами, Геннадий Зюганов аттестовал Бориса Немцова как человека, "который постоянно стартует, но никогда не финиширует". Дума, в отсутствие лидера крупнейшей фракции, словно бы поддерживала с ним телепатическую связь и, исключая самую возможность подобного упрека, ознаменовала свое рабочее утро уникальным законотворческим спуртом.
Когда-то, приветствуя доблестных советских спортсменов, покоривших высочайшую вершину мира, Л. И. Брежнев глубокомысленно заметил: "У каждого человека свой Эверест". Госдума дала повод к вариациям на старую, как мир, тему Jedem das seine: теперь можно сказать, что у каждого учреждения своя книга Гиннеса и, натурально, свои рекорды. Со спринтерской скоростью и бесшабашностью, достойной ранних лет революции, российские парламентарии приняли девять законов. На все про все потребовалось 22 минуты.
Результат недурен, что говорить. Будь я репортером "Советского спорта", статью о выдающемся достижении я не смог бы озаглавить иначе, нежели "Цена быстрых секунд". В думском случае золотое правило механики — выигрываем в скорости, проигрываем в силе — оказалось начисто опровергнуто. Дума живет не в ньютоновой, но в релятивистской вселенной. Силой, то бишь смыслом, она не поступилась, за ценой не постояла: суть новых законов самая что ни на есть думская, народная, а то, что высший законодательный орган страны выглядит при этом совершеннейшим огородным пугалом, и оказалось платой за рекорд.
Кто скажет, что закон о Красной площади, запрещающий там, на этой площади, трогать что-либо, слаб? Я еще не читал законов "О народных художественных промыслах", "О семеноводстве", "Об актах гражданского состояния", но ex ungue leonem: названия многообещающие! Великолепная картина благоденствующей страны встает за ними, и нет у наших законотворцев других забот, как покровительствовать умельцам Хохломы и Жостова да следить за сохранностью семенного фонда.
Но истинным украшением этой маленькой спартакиады стал закон "О мерах по развитию сотрудничества с Республикой Ирак", внесенный фракцией ЛДПР и принятый громадным (289 "за", 20 "против") большинством. Сей акт предусматривает — вопреки всяческим эмбарго и обструкциям, устроенным режиму Хусейна, — возобновление коммерческих отношений, закупку нефти, поставки запчастей и разное прочее.
Вообще говоря, резонов для такого закона находится довольно много. Главный, конечно, давняя мечта лидера либерал-демократов о выходе к Индийскому океану. Другой резон — сугубо деловой. В дружбе с богатым изгоем есть несомненная коммерческая выгода. Никто с ним не торгует? Отлично! А мы вот будем, и все денежки наши будут.
Впрочем, когда одному событию отыскивается несколько объяснений, скорей всего не верно ни одно и надо искать другие мотивы. Похоже, депутаты решили узаконить государственное сотрудничество с диктатором просто-напросто по зову сердца, из очень понятного желания утереть нос всему белу свету. Но детская непосредственность думцев — если нельзя, но очень хочется, то можно — все-таки не извиняет их рекордов. Спору нет, мы живем в странном мире, но не настолько, чтоб принимать законы в жанре "юмор в коротких штанишках".
Тут волей-неволей приходится опять поминать парапсихологию. Несомненно, между Думой и лидером КПРФ в тот день состоялся обмен и мыслями, и чувствами на расстоянии. Среди обличительных пассажей Зюганова был, в частности, такой: "Правительство, в котором и русских-то нет, будет искать любой повод для ликвидации Думы". В этой горячей защите стула, на котором он сидит, особенно трогательно это "и русских-то нет". Конечно, коммунисту, равно как и депутатам, насчет приличий ничего не объяснишь: они же как дети — ну подвернулось на язык, ну и брякнул.
Увы, все, может быть, не так просто. В конце концов, Зюганов произносит то, что от него хотят слышать. Идея о том, что иноверцы губят Россию, равно как и думский закон, найдет своих поклонников у пивных ларьков по всей великой Руси.
Впрочем, наша оппозиция сложна, диалектична: надо и электорату потрафить, и правительство пугнуть. И пугает она всегда так, чтобы было не страшно: могут ведь и распустить. А это совсем некстати: сытны, обильны думские хлеба. За иномарки, вон, до сих пор обидно. Тут коммуниста не смутила некоторая неуместность обличений автопатриотической эпопеи именно в Нижнем. В итоге вся немцовская затея обернулась грандиозной рекламной акцией ГАЗа — и в городе, где автомобильный завод является главным предприятием, кому от этого плохо? Но горечь слышалась в зюгановском сарказме: "Слава Богу, он не из Чукотки приехал, а то бы пересадил правительство на оленей". Плохо и то, и это, поскольку и есть хочется, и худеть хочется.
Исходя из этого дуализма, остается вменить мятежной Думе логику тонкую, византийскую. Показавши миру эдакий оскал, депутаты как бы унавоживают почву для МИДовской и президентской дипломатии. Сравнительно с Геннадием Андреевичем не блещущий политкорректностью российский официоз становится образцом терпимости и лояльности. На фоне оригинальных гео- и этнополитических пируэтов обыкновенное здравомыслие будет выглядеть граничащим с гениальностью. И воспитанная Европа вздохнет с облегчением, обнаружив, что очередной высокий визитер из России вменяем, не ходит в нагольном тулупе, не пьет на завтрак кровь новорожденных младенцев, не планирует этнических чисток, не собирается брататься ни с душкой Хусейном, ни с лапочкой Каддафи. Прием хоть и старый, а работает: так в цирке нескладеха-коверный растягивается посреди манежа, чтобы вышедшие затем какие-нибудь воздушные акробаты выглядели особенно блистательно. И снисходительная публика, глядишь, и простит им, акробатам, и отвисшие пуза, и штопаные трико, и натугу, с которой работают они немудрящий свой аттракцион.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ