Голова Audemars Piguet

АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ

Audemars Piguet все страшно завидуют. Не только потому, что это замечательная марка, имеющая в своей линейке такие вневременные хиты, как спортивные Royal Oak или классические Jules Audemars. У них есть то, чего нет ни у кого. Собственная экспериментальная фабрика, конструкторское бюро Renaud & Papi. И сам Джулио Папи, один из самых известных часовых конструкторов Швейцарии.

Это мануфактура внутри мануфактуры, марка внутри марки. В некотором смысле ее глава Джулио Папи — настоящий слуга двух господ. С одной стороны, мануфактура практически полностью принадлежит Audemars и выполняет все их заказы по разработке сложных и особо сложных механизмов. С другой стороны, вассальная верность не мешает ему работать для других марок. Его инженеры делают часовые конструкции для Ришара Милля, для Cartier, а он сам спроектировал сложнейшую модель Chanel J12 Retrograde Mysterieuse. Положим, это было частью более сложного сотрудничества, когда шанелевские часы J12 стали комплектовать мануфактурными механизмами Audemars Piguet, но все-таки. Где дисциплина?

— Неужели вас не ревнуют к конкурентам? — спрашиваю я Папи. Мы ходим с ним по его мануфактуре в Ле-Локле, идиллическом часовом городке на самой французской границе. Непонятно даже, чьи это коровы пасутся на холмах над мануфактурой — местные, швейцарские или соседские, французские.

— Я начинал на Audemars Piguet,— объясняет Папи.— К ним я и вернулся. Когда мы с Домиником Рено начали делать собственную мануфактуру, ни один швейцарский банк не согласился дать нам денег. Они предпочли американскую недвижимость, за что и поплатились потом. Нам помог Audemars Piguet, который с тех пор стал нашим главным акционером. Но они никогда не требовали, чтобы мы работали только на них.

Начальники Audemars в этом смысле не только благородны, но и прагматичны. Во-первых, работая на других, Renaud & Papi получает интересные темы, результаты и средства для их разработки, а во-вторых — прибыль за выполненную работу в значительной степени идет Audemars Piguet. Они со всех сторон в выигрыше. С каждым годом голова Папи только растет в цене.

В его кабинете на пустом столе стоит одинокий компьютер. Видя, что я разочарован — где божество? где вдохновенье? — он, вздохнув, вынимает кипу тетрадей с зарисовками и чертежами. Нечто похожее на леонардовские кодексы, но выполненные синей шариковой ручкой. "Раньше я придумывал вот так, рисуя. Теперь я придумываю на экране. Компьютер пока что не может изобретать, но все остальное он уже делает лучше",— объясняет Папи.

Все вокруг напоминает знакомую обстановку архитектурной мастерской, разве что по стенам вместо планов, фасадов и перспектив висят чертежи механизмов. И точно так же на столах стоят макеты, но не зданий и интерьеров, а шестеренок и якорей. Они могут двигаться, чтобы в великанском масштабе понять и усовершенствовать каждый шаг нового часового мотора.

За стеклянной перегородкой за такими же, как у Папи, компьютерами сидят его молодые инженеры. Я вижу, как они собираются вокруг монитора и что-то весело разглядывают. Фото с лыжного уикенда или ролик на YouTube? К изумлению моему, они глядят, как работает часовой механизм, повторяя одно и то же конвульсивное движение. Что вызывает у них такую радость, я понять не могу.

— Здесь я прошу вас не фотографировать! — строго говорит Папи.— Вы же понимаете, что они сейчас придумали!

— Это останется между нами,— обещаю я.

Мы идем по фабрике, которая устроена в принципе так же, как и все мануфактуры, но возле каждой машины Папи останавливается и несколько минут следит за ее работой, как будто бы с ней здороваясь. Новые машины проходят у него испытательный срок. "Если нам не понравится,— говорит Папи,— мы тут же продадим их и купим другие". Зато старые машины явно пользуются его безграничным доверием. Перед машиной, которая нарезает гильоше, он читает мне целую лекцию о функциональном значении декора. Все известные мне перлажи, солеяжи, гравировки, "женевские берега" — тут же обретают простой и понятный смысл. Они должны собрать на себе пыль и тем самым спасти от нее механизм. Пыли вокруг вроде бы не видно, но мой собеседник укоризненно качает головой: "Пыль есть всегда и повсюду, на любом часовом заводе в любой сверхсовременной лаборатории, и вот эти старые ухищрения — на самом деле лучший способ от нее спастись".

На Renaud & Papi проектируют и собирают самые эффектные и сложные из механизмов Audemars Piguet. Единственное, что здесь не производят самостоятельно,— это корпуса часов, обидно было бы тратить на это драгоценное время инженерной команды Джулио Папи. Потому что день работы заменяет месяц учебы в часовых университетах. У него прошли инженерную школу и Кароль Форестье-Касапи из Cartier и Фредерик Гарино, построивший Opus 8 для Harry Winston, и — вот уж действительно за примером недалеко ходить — Робер Гребель со Стивеном Форси, построившие по соседству свою мануфактуру Greubel Forsey. Непредусмотренный итог, но тоже неплохая продукция Renaud & Papi.