В Палаццо Дукале открыта выставка "Ван Дейк в Генуе"
Генуэзская школа живописи XVII века — одно из самых своеобразных явлений в итальянском барокко — сложилась во многом под влиянием этого фламандского художника, проведшего в Генуе довольно долгое время. Именно благодаря живописи ван Дейка образ генуэзского аристократа — гордого, элегантного и независимого — и вошел в историю. Несмотря на то что генуэзские аристократы существовали до и после ван Дейка, выставка в Генуе рождает ощущение, что на самом деле они были созданы лишь его кистью.
Ван Дейк для всех любителей живописи — в первую очередь художник, прославившийся тем, что его портреты стали образцовым примером европейского аристократизма, которому затем подражали многочисленные поколения модных портретистов. Тонкие и нервные лица миледи и лордов, им изображенных, породистых, как лошади и борзые у их ног, сделали его образцовым художником Салона. Если под Салоном понимать не конкретный факт французской художественной жизни XIX века, а некое проявление вкусов тех, кто считается и считает себя высшим обществом. В ван Дейке, как и в пушкинской Татьяне петербургского периода, отсутствует все то, что в высшем лондонском кругу зовется vulgar.
Все сказанное относится к английскому периоду ван Дейка. Он вошел в историю искусств и известен широкой публике как придворный живописец Карла I, воспевший элегантную роскошь быта его царствования, обреченного на гибель. Поэтому некоторый привкус декадентского вырождения свойствен его искусству, поэтому им так увлекались особенно благополучные эпохи: английский XVIII век и fin de siecle.
Особенно его любили и любят коллекционировать американские миллиардеры, а вслед за ними и американские музеи. Для них ван Дейк является патентованным образцом не только английского, но вообще европейского аристократизма. Несмотря на то что известность ван Дейка связана в основном с его работами, созданными в Англии, для любителей чистого и подлинного аристократизма наиболее привлекательными являются его портреты генуэзского периода, гораздо менее широко известные.
Надменные дамы в черных атласных платьях, высоколобые синьоры с трепетными длинными пальцами, ангелоподобные печальные дети в тяжелых кружевных воротниках, барочные шитые золотом драпировки, восточные ковры на мраморных террасах — все это стало впоследствии образцом для подражания изысканных заокеанских нуворишей, мечтавших породниться с европейской знатью.
Поэтому, когда в начале нашего века под влиянием индустриальной революции, разрушавшей в прямом и переносном смысле генуэзские палаццо, аристократическим фамильным галереям пришлось выпустить своих предков на мировые аукционы, большая их часть отправилась в Америку, и сегодняшнее их собрание в Палаццо Дукале стало возможным лишь благодаря щедрости американских музеев.
Питер Пауль Рубенс, приехавший в начале XVII века в Геную, был так восхищен красотой города и его архитектурой, что создал книгу, посвященную ее дворцам. Сегодня многие генуэзские палаццо известны нам лишь по книге Рубенса. Генуя росла, богатела, стала самым крупным портом Италии и самым уродливым ее городом — по мнению самих итальянцев.
Подъемные краны, танкеры, пятна нефти и портовые доки заменили сады, испортили панораму и загрязнили воздух. Генуя вместе с Миланом оказалась наиболее пострадавшим от ХХ века городом Италии. В отличие от Милана индустриализация не привела к тому, что Генуя превратилась в крупный культурный центр. Став главным портом Италии, она отошла на периферию итальянской жизни. Все это привело к исчезновению с культурной карты Европы мифологемы генуэзской аристократичности, в прошлом очень важной, — и сейчас ее можно реконструировать лишь по портретам ван Дейка и произведениям генуэзской живописи барокко.
Фамилии Спинола, Паллавиччини, Гримальди, Дориа, Джустиниани, Ломеллини звучат торжественно и поэтично, как мелодии старинного клавесина под высокими сводами мраморного палаццо.
Шумная современность воспринимает это звучание как трогательную и культурную архаику, но в свое врем оно было наполнено несколько другим смыслом. Аристократические генуэзские фамилии ассоциировались со всеевропейской финансовой мощью и их упоминание было не менее внушительным, чем сегодняшнее упоминание банка "Барклай" или "Варбурга". Олигархия Генуи ссужала деньгами весь католический мир, и ее деятельность простиралась от Перу до Филиппин. Семнадцатый век было золотым в буквальном смысле этого слова веком генуэзской республики. Ван Дейк стал певцом этого века.
Он предпочитал жить и работать в Генуе, и даже когда проводил время в других итальянских городах, общался в основном с генуэзцами. Этот парадокс объясняется сущностью творчества ван Дейка: его любовь к черному бархату и золотым цепям раздражала его соотечественников — художников, прозвавших ван Дейка "il pittore cavalieresco", дворянским художником.
Легкий, необязательный и несколько капризный гений ван Дейка, столь привередливый и томный, что он подчас смахивает на одаренность, оказался как нельзя более кстати надменной генуэзской аристократии, физически уставшей от родственных браков и богатства. Генуэзская усталость была очень похожа на обреченность английского двора Карла I, и в обоих случаях ван Дейк был художником обреченного мира, живописавшим "гибель богов".
Это не вяжется с общепринятыми штампами жизнерадостности и полнокровности фламандского барокко, заученными всеми с детства, и генуэзская выставка, снова собравшая в одном из своих палаццо рассеянных по всему свету аристократов барокко, еще раз их (штампы) опровергла.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ