Девочке четыре года. У нее тяжелый порок сердца. В России ей уже восстанавливали негодный сердечный клапан, но неудачно. Ей уже делали операцию Гленна, но неудачно. Ей предлагают теперь поставить вместо сердечного клапана протез, который придется менять каждые три года. Каждые три года на открытом сердце. Больше ничем в России Веронике, кажется, помочь не могут. Только берлинские врачи всерьез берутся восстановить Веронике сердечный клапан так, чтобы он был живой и рос вместе с девочкой.
Вероника не может помнить, как была в реанимации. Жуткие приступы тахикардии случались только во младенчестве и совсем раннем детстве. Это тогда, до двух лет, сердце у девочки начинало вдруг заходиться ни с того ни с сего. Просто потому, например, что пришли гости и девочка им обрадовалась. Или потому, что наступил вечер. Такие приступы бывали у Вероники в год. А в четыре года, после всех перенесенных девочкой операций, у приступов должна быть уже какая-то причина.
Приступы, например, могут возникать на фоне высокой температуры, когда Вероника болеет гриппом. Когда Вероника болеет гриппом и поднимается температура, и она жалуется на боль в животе, то мама знает — это не живот болит, это сердце. Мама знает также, что девочка научилась скрывать сердечную боль. На вопрос "не болит ли сердечко?" Вероника неизменно отвечает "нет, мамочка, ничего не болит". Но если у девочки температура, и она засыпает вдруг как подкошенная, мама знает — это сердце. Или если начинает вдруг беспокойно метаться по кровати — это сердце.
Но беспричинных, заканчивающихся в реанимации приступов тахикардии у Вероники больше нет. Сердечная недостаточность проявляется у нее в том, что на прогулке, увидев ровную поверхность, девочка стремится полежать на ней и отдохнуть. "Мамочка, я полежу на скамейке". "Мамочка, я полежу на канализационном люке". "Мамочка, тут земля ровная, можно, я полежу?"
А беспричинных приступов тахикардии больше нет. Вероника не может их помнить. Вероника не может помнить, как лежала в реанимации, потому что последний раз она лежала в реанимации в год и семь месяцев. Она не может и не помнит этого. Спроси ее, помнит ли, как в больнице ей подносили к груди ложки дефибриллятора, как давали разряд, Вероника скажет: "Не помню".
И она правда не помнит. Но вот она выходит гулять на улицу, в руках у нее плюшевый заяц. В руках у нее плюшевый заяц, а в кармане кусочки бинта. Она идет на детскую площадку к качелям, которые похожи на маленькую реанимационную койку, потому что так же, как реанимационная койка, ограждены со всех сторон металлическими поручнями.
Вероника Золина
Фото: Евгений Воробьев, Коммерсантъ
Девочка не хочет качаться. Она никогда не хочет качаться, она иногда хочет только стоять на голове, чтобы получалось как в цирке и можно было выкрикнуть маме: "Мама, смотри! Как в цирке!" Тогда мама пугается и разрешает полежать на скамейке или на канализационном люке, пока сердце перестанет биться в животе и стучать в ушах. Так Вероника иногда хочет. А качаться — нет.
Она кладет на качели плюшевого зайца и говорит, что зайка заболел, зайке плохо, зайку нужно полечить. С этими словами Вероника достает из кармана кусочек бинта и накрепко привязывает один конец бинта зайцу к плюшевой лапе. Даже странно, что такая маленькая девочка умеет вязать такие крепкие узлы. Другой конец бинта Вероника решительно привязывает к качелям, к металлическому поручню. И затягивает узел зубами.
Заяц очень маленький. Если сравнивать качели с реанимационной койкой, то с точки зрения зайца — это очень большая реанимационная койка, на которой лежит очень маленький заяц, привязанный за лапу к поручню очень толстым бинтом. А еще, с точки зрения зайца, реанимационная койка его подвешена чуть ли не к небу. И качается над бездной.
"Скорей-скорей",— бормочет Вероника, на удивление ловко привязывая по очереди все лапы плюшевого зайца к качельным поручням.
Заяц, получается, распят. Вероника привязывает зайцевы лапы так туго, что маленькое тело зайца отрывается от сидения и висит в паре миллиметров над сидением, распятое на бинтах. А мама говорит:
— Доченька, зачем же ты зайку так туго привязала?
— Ему плохо,— отвечает Вероника.— Его надо полечить.
— Полечи, конечно,— мама протягивает Веронике игрушечный докторский чемоданчик с игрушечными медицинскими инструментами.— Но зачем же привязывать?
— Ему,— поясняет Вероника спокойным врачебным голосом,— ему плохо. Ему двигаться нельзя. Я его потому привязала, что это я его лечу.
Потом оценивающим взглядом Вероника меряет маму с ног до головы и говорит:
— Тебя тоже нужно полечить,— и достает из кармана еще кусочек бинта.— Ты только понарошку не болеешь.
Мама смеется. Мама представляет себе, как дочка крепкими узлами привяжет ее к качелям за руки и за ноги. Смеется и думает: не может же быть такого, чтобы девочка помнила, как во младенчестве бывала привязана бинтами за руки и за ноги к реанимационной койке.