Вчера Совет федерации повторно преодолел вето президента на закон о реституции культурных ценностей. 135 из 178 членов СФ высказались в поддержку этого закона, тогда как по регламенту для преодоления вето достаточно набрать более двух третей голосов (119). Теперь президент обязан в течение семи дней подписать закон или обратиться в Конституционный суд. По сообщению представителя президента в Думе, Ельцин намерен сделать последнее.
История с реституцией, вступившая в свою завершающую фазу, началась еще в 1993 году, когда министр Сидоров утверждал, что "пришло время открыто сказать и показать миру, что попало в наши коллекции в результате второй мировой войны, и разрешить проблему собственности этих произведений по законам международного права или на компенсационной обменной основе". Вскоре возобладала осторожная точка зрения — "нельзя делать ни шагу без четкой государственной концепции". Создание концепции в этой области, как и во всех остальных, привело к представлению о "национальном достоянии", распространенном, например, и на оказавшиеся в России произведения искусства из частных коллекций погибших венгерских евреев.
Эти произведения, правда, не объявляются законом федеральной собственностью (поскольку владельцы лишились их в результате своей "антифашистской деятельности или расовой принадлежности"), но получить их назад наследникам будет очень трудно — претензии принимаются только от государств в течение короткого срока, и для возвращения или обмена каждой вещи должен быть принят специальный федеральный закон. Таким образом, законность, которая вроде бы должна стать для России ступенькой к цивилизованности и праву, у нас превращается в запрет, в сознательно выстраиваемое препятствие для каких бы то ни было переговоров. Это лишний раз доказывает, что к устоявшимся терминам международного права в их российской транскрипции следует относиться с осторожностью.
Еще недостаточно осознано, что на решение вопроса о реституции оказывает значительное воздействие структура интересов российских политиков: "западники" в ее властных структурах являются "западниками" именно потому, что ключевой для России областью считают экономику и уделяют ей все свое внимание. В частности, в надежде, что "державники" не помешают, будучи заняты своими проблемами — духовностью, наследием, национальными интересами, по линии которых проходит и проблема реституции. В результате у "закона о невозврате ценностей" в российской власти очень много сторонников и мало активных противников.
Сторонники закона напоминают, что с 1958 по 1969 год СССР уже вернул Германии (Восточной) почти два миллиона произведений искусства и три миллиона архивных документов, и утверждают, что все остальные ценности должны остаться в России как компенсация за разрушения и убытки. Противники закона считают, что он противоречит нормам международного права, так как рассматривает произведения искусства в качестве военного трофея или репараций, что не допускается Гаагской конвенцией. Прагматики (например, директор Эрмитажа Михаил Пиотровский) полагают, что на данный момент принятие любого закона есть уже прогресс, а там будет видно. Особенно интересна точка зрения тех, кто считает, что закон вообще не имеет значения, и если что-то надо будет вернуть — вернем, а не надо — оставим, и вообще не нужно преувеличивать роль законности в нашем обществе. Тут уж не знаешь, радоваться или огорчаться.
Напомним, что речь идет о двухстах тысячах произведений искусства, огромном количестве архивных документов и примерно двух миллионах книг из частных и государственных собраний различных стран Европы, хранящихся в музеях и библиотеках России со времен второй мировой войны. Художественное значение этих трофеев не следует преуменьшать: среди них есть настоящие шедевры, хотя их и единицы. Но не следует его и преувеличивать — вещи эти разного качества, много тут и художественного балласта, и, скажем, немецких книг XIX века, которые в таком количестве у нас не нужны, но могли бы быть обменены на позарез нужные нашим библиотекам свежие журналы. Это, однако, невозможно именно потому, что все скопом объявляется "ценностями" и нестерпимо фетишизируется.
Причина этой фетишизации — старые комплексы, не только советские, но и старые русские. Они диктуют страстное желание завладеть культурным достоянием Запада, от которого Россия, не знавшая античности и еще в средние века оставшаяся вне столбовой дороги истории, была оторвана, — чтобы наконец с ним сравняться. Комплексы эти, ведущие свое происхождение с начала XIX века, с эпохи Чаадаева, и обострившиеся в последние годы, как теперь ясно, в ближайшее время преодолены не будут. Очевидно, что не только Западу, но и тем людям в России, которые ориентируются на западные ценности, придется некоторое время уживаться с двойственной и не слишком практически плодотворной позицией России по отношению к Западу (то есть фактически всему остальному миру). Возможно, нужно будет уживаться и с принятым законом о перемещенных культурных ценностях, — во всяком случае западник Михаил Пиотровский (см. стр. 3) к этому готов.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ