Кажется, только-только 50-й Каннский открылся — и вот он уже достиг кульминации. В воскресенье в присутствии Жака Ширака и суперзвезд мирового кино официально праздновали юбилей фестиваля.
Собрались и звезды режиссуры, обладатели "Золотых пальмовых ветвей". Собрались, чтобы вручить "Пальму пальм" Ингмару Бергману. Великий швед не изменил своим привычкам отшельника и в Канн не приехал. Уникальный приз был вручен Линн Бергман — дочери режиссера и бывшей спутницы его жизни Лив Ульман. Ульман теперь тоже стала режиссером и представила в Канне очередную киноверсию бергмановских семейных мемуаров.
Праздничные ритуалы отодвинули на второй план все остальное, даже фильмы. Вчера в официальном конкурсе был показан только один — "Конец насилия" Вима Вендерса. Еще недавно Вендерс возглавлял рейтинг "режиссеров будущего", а сегодня решительно вышел из моды со своими глобально-интеллектуальными киноопусами. В новом фильме, снятом по-английски с американскими актерами (Билл Пуламан, Энди Макдауэлл, Габриэль Бирн), немецкий режиссер попытался обновить стиль и освоить жанр триллера, пускай и иронического. Но запутался в сюжете и запутал остальных.
О том, что слава преходяща, напомнило сообщение из Парижа о смерти 69-летнего Марко Феррери. Блестящий итальянский режиссер, "коммунист-анархист", саркастический критик буржуазных нравов, создатель классического гротеска "Большая жратва", он был фаворитом Канна на протяжении 60-70-х годов. И вдруг его работы перестали будоражить интеллектуальную элиту, и режиссер оказался "осколком прошлого". То, что у Феррери случился инфаркт в дни каннского юбилея, символично. Как и то, что его смерть день в день совпала с мемориальным чествованием Марчелло Мастроянни, одного из героев "Большой жратвы". Так Феррери напомнил о себе и внес траурный акцент в юбилейную церемонию.
С точки зрения новичка, все происходящее на самом большом в мире фестивале — чистое безумие или, как выразился один из отечественных кинематографистов, "пожар и наводнение в публичном доме". Но для опытного глаза в этом безумии открывается своя логика, которой надо подчиниться, ибо сопротивляться бессмысленно. С утра пораньше тебя несет нескончаемым людским потоком по набережной Круазетт к фестивальному Дворцу с огромным экраном 9 на 20 метров. Уже в 8.30 здесь смотрят фильмы почти две с половиной тысячи журналистов, а на подходе неутомимые фаны спрашивают лишний билетик. Днем на Круазетт не протолкнуться между толпами туристов и огромными лимузинами, выплывающими из отелей и тут же, словно мухами, облепляемыми зеваками: они приникают к окнам машин в надежде рассмотреть какую-нибудь знаменитость. Народу съехалось втрое больше обычного, и полиция должна проявлять максимум твердости и терпимости, чтобы развести потоки машин и пешеходов.
В этом году прохладно и с моря дует ветер, так что загорелых топлесс-красоток, увы, не видно. Зато вечером можно лицезреть потрясающие фейерверки — внезапно вырастающие в небе над городом золотые пальмы. Вечер — время главных каннских церемониалов. Публика стекается к покрытой красным ковром знаменитой лестнице; одни поднимаются по ней, другие за несколько часов занимают места у барьера, гарантирующие хорошую видимость зрелища. Если правильно выбрать позицию, порой можно рассмотреть то, чего не увидишь и на телевизионном крупном плане. На открытие фестиваля в одной машине прикатили ведущая церемонии легендарная Жанна Моро и дочь ее соперницы, Катрин Денев, юная Кьяра Мастроянни, которой в паре с Брюсом Уиллисом предстояло выйти на сцену. Сочетание двух французских звезд было необычно, но еще удивительнее оказалась реакция репортеров и публики. Пока мадам Моро прихорашивалась перед фотосъемкой, все внимание переключилось на следующий кортеж. Из лимузина вышел ровесник Моро, кумир старого Голливуда Тони Кертис с молодой женой — двухметровой блондинкой с силиконовым бюстом. Она-то и привела в восторг присутствующих и, полностью оттеснив настоящих звезд, целых десять минут пребывала в центре событий.
Организация Каннского фестиваля настолько безупречна, что возникающие в ней сбои и скандалы выглядят спланированными. В юбилейном году хаоса больше обычного. Фильм Абеля Феррары "Затемнение" был поставлен на ночной показ. Несмотря на широковещательные заявления режиссера и участие дебютировавшей в качестве актрисы Клаудии Шиффер, эротический триллер о пороках Голливуда мог бы и не прозвучать. Помогли журналисты, которые, не сумев попасть в маленький зал на пресс-просмотр (а чье это было решение — показывать скандальный фильм в зале на 200 человек?) подняли настоящий бунт против охраны.
Это был не единственный конфликт со службами порядка. При попытках некоторых репортеров без лицензии снять Майкла Джексона полиция разбила две профессиональные видеокамеры.
Хулиганят, впрочем, не только журналисты, но и режиссеры, среди которых впереди тот же Феррара. Похоже, он занял на Круазетт место покойного скандалиста и почти однофамильца Феррери. На пресс-конференции неистовый Абель перебивал и Шиффер, и остальных актеров, а о своем сотрудничестве с композитором фильма сообщил, что "оно сложилось отлично, ибо мы с самого начала сняли штаны и померялись членами".
Но и это не все. Актер Мэтью Модайн попросил сидевшего в последнем ряду чернокожего британского журналиста повторить свой вопрос, "потому что там темно сзади". Это было воспринято как расовое оскорбление. Все смутились, кроме Феррары, который громко пробормотал в микрофон: "Я таких типов видал на Род-Айленде, торгующих кассетами по 20 баксов". Если покойный Феррери эпатировал "зажравшуюся буржуазию", то Феррара избрал мишенью своего сарказма либеральных радетелей политкорректности.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ