После нас хоть утопия

Экономические законы перестали работать, политические механизмы дают сбои, вместе с ними уходит существующее мироустройство. О том, каким будет мир через несколько десятилетий, можно только фантазировать.

ЕВГЕНИЙ СИГАЛ

В 1991 году американский философ и экономист Фрэнсис Фукуяма предрек скорый конец истории. В его восприятии конец истории означал завершение многотысячелетнего процесса формирования мирового цивилизационного пространства. Выразиться это должно было в повсеместном признании демократии и рыночной экономики единственно возможными механизмами функционирования человечества. Как следствие, планету ждало прекращение войн и идеологических конфликтов. А также всеобщее сплочение вокруг истинных ориентиров — экономической эффективности, потребительской активности, высокого качества и продолжительности жизни.

Сценарий зенита цивилизации предполагал рождение последнего человека. Последнего — просто потому, что стремиться человечеству было бы больше не к чему. Несмотря на некоторую теоретическую утопичность подобного сюжета, он оказался базовым: после краха социализма десятки стран присоединились к капиталистической системе. Но последние годы породили множество сомнений в эффективности и, главное, справедливости выбранной модели развития.

Неизлечимый кризис

Кризис в мировой экономике продолжается пятый год: разоряются домохозяйства, банки и корпорации и даже целые государства. Не затронуты им разве что не вписанные в систему голодающие дети Африки. Да и то вряд ли — размеры ассигнований на гуманитарную помощь уменьшились.

В 2008 году, на заре кризиса, экономисты рассказывали, что нынешний спад характерен для рыночной модели, цикличной по своей природе. Объясняли, что наблюдаемый кризис стандартен, случается раз в 10-12 лет в рамках функционирования капиталистической системы и будет иметь очистительный эффект для экономики. Доказывали, что необходима частичная реанимация кейнсианства и временное усиление роли регуляторов, деятельность которых призвана минимизировать последствия кризиса. После чего экономика снова войдет в фазу роста. С тех пор прошли уже годы, экономическая ситуация продолжает ухудшаться, выбранные меры не работают. Близкого выхода из кризиса теперь не сулят даже неисправимые оптимисты.

Становится понятно, что это не типичный экономический спад, а системный кризис выбранной модели развития. Принципы существующей системы заметно устарели, а механизмы частично выработали свои ресурсы. Кризисы такого масштаба встречаются на более длительных циклах в 70-80 лет и приводят к фундаментальной коррекции или даже смене модели роста. Помимо всего прочего это означает, что у нас отсутствует инструментарий для описания происходящего, равно как и опыт преодоления подобных ситуаций — мы никогда раньше с этим просто не сталкивались.

Дезориентирующих обстоятельств много. Прежде всего это потеря системы адекватной оценки активов, ресурсов, товаров, рисков, труда. Финансовая сфера с многочисленными деривативами и производственными инструментами — как бы отдельный мир, изолированный от всей остальной экономики. На ровном месте случается бурный рост котировок, падение спроса на несколько процентов вызывает обвал цен. Иногда кажется даже, что спрос и предложение перестали быть определяющими факторами при установлении цены. Это ставит под сомнение фундаментальные экономические законы, считавшиеся непреложными со времен Адама Смита и Дэвида Риккардо. Доллар больше не тянет на роль "последней инстанции", а нового всеобщего эквивалента на горизонте пока не видно. Основным чувством инвесторов стал страх. Кризис 2007-2008 годов на самом деле не ипотечный крах, не кризис ликвидности, а тотальный кризис доверия.

Конец Старого Света

Утрата доверия проявляется не только в экономической, но и в политической сфере. Крупнейшие мировые игроки не могут договориться по ключевым вопросам, а конфликты стороны все чаще пытаются разрешить с помощью военных действий. Вес международных политических институтов, прежде всего ООН и Совбеза, снизился не меньше, чем значение их экономических коллег — МВФ и Мирового банка. Реальная роль этих организаций в выработке и принятии решений очень условна, так как они не соответствуют ни времени, ни актуальным задачам. Геополитический расклад, под который верстались эти институты полвека назад, кардинальным образом изменился.

Закончилась холодная война, появились новые сильные игроки — Китай, Индия, экономики Азиатско-Тихоокеанского региона и Южной Америки. Они больше не готовы выполнять исключительно функции производственной базы и рабочей силы, они претендуют на все большее участие в глобальных процессах. Однако система международного права и международные организации не были модифицированы в соответствии с изменившейся картой мира.

Политика и экономика по сути своей всего лишь формальные языки, с помощью которых описывается один и тот же процесс. Когда параллельно перестают нормально функционировать политическая и экономическая системы, это сигнализирует о грядущей смене парадигмы. Цивилизация всегда двигалась вперед путем созидательного разрушения, вопрос в масштабах этого разрушения.

Естественный выход из глобального экономико-политического тупика — война. Это самый простой из способов перезагрузить систему, так поступали в подобных случаях всегда. Часто приводят пример Великой депрессии, победа над которой далась не столько кейнсианством президента США Франклина Рузвельта, сколько Второй мировой войной. Не менее показательны европейские войны XIX века, которые привели к краху абсолютизма в политике и победе индустриальной революции.

Но хотя смена мироустройства сопровождается войнами, сейчас довольно сложно представить себе большую войну в цивилизованной части мира. И дело вовсе не в исключительном миролюбии западных демократий, просто это никому не нужно. Элиты давно и прочно связаны между собой. Более того, эти связи теснее и крепче тех, что объединяют элиты с народом, который они представляют. Эти отношения, а главное — обязательства разорвать попросту невозможно.

На простом человеческом уровне все, что им надо, так это бряцать драгоценностями на приемах. А где они будут бряцать, если их цивилизованный мир разрушится? Что касается обычных непритязательных граждан, то для них главное в жизни — купить новый мобильный телефон и съездить на пару недель на какой-нибудь жаркий бережок. Никому не нужна война, которая похоронит чудесное общество потребления.

Мировые державы не станут воевать напрямую, но опосредованно — вполне. Можно сказать, что так давно уже воюют в Афганистане и Ираке. А раньше — во Вьетнаме, на Корейском полуострове и т. д. Сейчас на Среднем и Ближнем Востоке столкнулись интересы многих сильных государств — США, Китая, Великобритании, Франции, России. И если война разгорится, виной тому будут искры из этого очага.

В упомянутом регионе стоит выделить Индию и Пакистан, которые находятся в состоянии войны за Кашмир уже несколько десятилетий. И при этом состоят в ядерном клубе. Наличие у сторон оружия массового поражения придает особый колорит этому конфликту и чрезвычайно повышает риски. Индия запросто могла ударить по Пакистану после организованной извне серии терактов в Мумбаи в 2008 году (особенно с учетом традиционно невысокой стоимости человеческой жизни в Индии). В самом же Пакистане продолжается гражданская война, и ядерное оружие фактически может оказаться (если еще не оказалось) в руках фанатиков или террористов.

Развитие индийско-пакистанского противоборства вызовет взрывную серию конфликтов на Среднем и Ближнем Востоке. Нынешняя "арабская весна" покажется легкой прелюдией, когда разом полыхнет в Афганистане, Узбекистане, Ираке, Иране, Израиле, Ливане, Сирии, Турции и непризнанном Курдистане. При таком раскладе вполне вероятно локальное применение ядерного оружия в регионе.

В случае такой войны у западного мира не будет никаких рычагов урегулирования, он останется наблюдателем последствий своих же собственных манипуляций. Правда, сидеть в ожидании окончания большой азиатской войны придется без тепла и света: поставки энергоресурсов из Персидского залива надолго прекратятся, а нефтегазовых ресурсов России и Северного моря на всех может не хватить.

Между тем формат войн на глазах меняется. Еще недавно говорили, что танки больше не нужны, и все решают беспилотники. Теперь на пороге цифровые войны. Хорошо иллюстрирующим примером служит история с Израилем и Ираном, случившаяся в 2010 году. Израильтяне компьютерной атакой смогли изменить скорость вращения центрифуг на установке обогащения урана на реакторе АЭС в Бушере и тем самым отодвинули создание иранцами ядерной бомбы на пару лет. Вероятно, мы открываем дверь в матрицу.

Но война в одном регионе совершенно не означает глобальной войны на карте мира. Большую опасность, и в первую очередь для той же Европы, представляет появление череды тлеющих конфликтов. Внимательному наблюдателю даже может показаться, что это возгорание уже началось. Если Европа не справится с кризисом, идея евроинтеграции потерпит фиаско — последует крах Евросоюза и возвращение к обособленным государствам. Причем их может быть много больше, чем раньше.

В условиях экономического спада и качественного снижения потребления почти неизбежны усиление сепаратистских настроений и очередной виток старых европейских конфликтов. Баски, ирландцы, другие повстанцы успокоились в последние годы только потому, что почувствовали себя участниками некоего европейского проекта, в котором все получат равные права. Если же их вернут обратно в автономии при мононациональных государствах, то вместе с этим вернется и их стремление к обособлению и независимости.

Возобновление баскского, ирландского, косовского конфликтов и греко-турецкой войны вкупе с распадом Бельгии, отделением Шотландии, а также массовыми беспорядками мигрантов и националистов в столицах способно похоронить старушку-Европу. В таком случае только американцы уцелеют на своем "острове", и название "Новый Свет" утратит смысл. Потому что Старого уже не будет.

Человек оцифрованный

Но существуют сценарии, альтернативные военным. Главный социальный императив, рожденный кризисом,— более справедливое распределение. Причем этот запрос идет на всех уровнях: от рядовых домохозяйств — к топ-менеджерам корпораций, от социально незащищенных слоев — к государству, от вечно голодающей Африки — к жирующему "золотому миллиарду". Отсюда и некий ренессанс левых настроений. Но у "новых левых" — старые идеи о том, как все поделить.

Вообще, все это терминологическое разделение на левых и правых, либералов и консерваторов полно условностей и устарело вместе со всей политической системой. Мировые лидеры встречаются на саммитах, проводят переговоры, подписывают документы, от чего если что и меняется, то только суммы на их банковских счетах. Существуют элиты со своими вертикалями власти, чиновниками, армиями — и параллельно существуют обычные граждане. И эти параллельные реальности все больше отдаляются друг от друга.

Настоящий конфликт вызревает не между странами и не между цивилизациями, а между государствами и гражданами. Происходит это повсеместно — в Европе, Азии, России, США, Африке. Просто выражается по-разному, в зависимости от культурных особенностей и уровня развития. На Ближнем Востоке и в Северной Африке делают революции, а в мультикультурных Европе и США помимо того, что устраивают погромы, еще и создают социальные институты, параллельные официальным.

В эту картину стоит добавить ускоряющуюся глобализацию и невероятный технологический скачок последних десятилетий, а также еще более значительный прорыв, ожидаемый в ближайшем будущем. В 1960-х годах для перевозки компьютера требовался грузовик, сейчас ноутбук или планшет с легкостью умещается в портфель. Нельзя даже сказать, что компьютер заключен в какую-то конкретную форму. Он везде: в телефоне, телевизоре, стиральной машине — всюду тот же экран и тот же контент. При желании уже сейчас с холодильника можно позвонить родителям.

На днях ученые из Университета Северной Калифорнии сообщили, что разработали устройство хранения информации, имплантированное в тело человека. В какой-то момент сохраненное в цифровом виде наследие человечества можно будет просто вживить в мозг, с принудительной синхронизацией. Одновременно голография сделает еще более тонкой грань между физическим объектом и цифровым изображением. Похоже, со временем мы сами обратимся в цифру, и, кто знает, возможно, проблема бессмертия будет решена именно так.

В эту картину мира скорее вписывается не повсеместная война, а отмирание государства как такового и переход управления на новый уровень посредством консолидации в мировое правительство — некий гигантский сервер. Мир глобален, экономика и культура не имеют границ, и государство — последнее архаичное препятствие перед входом в цифровой рай.

Будущая парадигма, рожденная новым витком развития цивилизации, оставит в прошлом существующие оценки, суждения, разногласия. Нынешние модели поведения потеряют актуальность, так как формирование нового мироустройства потребует выхода за пределы имеющегося интеллектуально и эмоционально осознанного пространства.