Заключение или подписание мира есть окончание войны, но не Войны, и для гражданских лиц в особенности. Послевоенный мир непрочен и хрупок и более всего напоминает минное поле.
Архивы
Если знакомиться с войной только по мемуарам видных военачальников, то может сложиться впечатление, что война — это комбинация боевых атакующих действий и напряженных раздумий маршалов, склоненных над картами в своих ставках или выслушивающих фюрера или же генералиссимуса, находящегося на другом конце провода. Окопы, землянки, медсанбаты, тыловые службы редко посещают их воспоминания, а миллионы военнопленных, дезертиров или угнанных на чужбину нечего там и искать. А ведь жизнь мирного населения, под оккупацией или в эвакуации, — это такая же часть войны, как авианалет, артобстрел или рукопашная. А если судить по числу тех, кого это непосредственно коснулось — самая важная часть.
Оружия в Рейхе было порядочно, в том числе химического. Союзники договорившись взялись его уничтожить, но как? Англичане, например, затопили сотни тысяч ипритовых бомб в проливе Скагеррак, где им ржаветь осталось всего лишь семь-восемь лет, после чего химические войска вермахта вероломно нарушат Акт о безоговорочной капитуляции. Что и где сделал со своей частью отравленных веществ СССР, известно Богу и тем, кому положено. Может, русские оказались предусмотрительнее англосаксов, а может, утопили ОВ не в море, а в озере Ванзее. Неплохо бы и пора бы уже рассказать об этом.
Кому положено, те и до встречи Ельцина с Валенсой знали, что о том, кем расстреляны польские офицеры в Катыни, правду сказал Геббельс, а не Сталин. И как ни старались советские "эксперты" списать преступление на Германию, признать свою вину все же пришлось. Тем не менее этот якобы спорный вопрос существовал полвека.
Не меньше времени "искали" и советский оригинал пакта Молотова--Риббентропа. Собственно, на западе был другой экземпляр документа, но в СССР ему доверия не было. Когда же стараниями Александра Яковлева нашли свой экземпляр, оказалось, что с подлинником не раз поработали, разумеется, те, кому положено. И даже скандала по этому поводу не было.
Реституция
Чем-то напоминает все это и ситуация с реституцией. Казалось бы, сесть за стол переговоров, раскрыть карты и заглянуть в то, что на руках у партнеров. Колода ведь все равно одна, под документами порой стоят подписи не только советских деятелей, но и союзников!
Вместо этого Дума с упорством и продвигает законы, основанные на принципах оккупационного права, распространенного в душевном порыве к тому же и на собственных союзников по коалиции (при этом "Янтарную комнату" все равно отдайте!). При таком подходе архивы из закромов истории превращаются в естественные монополии и в пороховые склады одновременно, а конфузы попросту неизбежны.
Смотрите, что получилось с российскими притязаниями по реституции. Объектов, ей подлежащих, согласно российским спискам, около 600 тысяч. Но вдруг выясняется, что американские оккупационные власти в Германии за период между 20.09.45 и 30.01.48 передали СССР в общей сложности 2391 ящик с культурными ценностями, вывезенными во время войны из СССР в Южную Германию. Состоялось по меньшей мере 13 таких передач, всего было передано 534 120 предметов, включая книги. Дотошные искусствоведы из Бременского университета не поленились и выпустили CD-ROM с соответствующими списками, а мы до сих пор не можем ответить на вопрос о том, как соотносятся те 600 тысяч с этими 534 тысячами, а заодно и предъявить партнерам списки предметов, реституированных в свое время из советской оккупационной зоны. Таким пустякам Дума предпочитает национализацию чужой, в том числе частной, собственности.
Не стоит думать, что мины взрываются только у нас, в России или на Украине с Белоруссией. Неотъемлемой частью политического ландшафта стали они и в Германии.
Развенчание мифов
Например, передвижная выставка "Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941-1944 гг.", экспонировавшаяся во многих городах Германии и Австрии. Она расколола и раздражила немцев настолько, что в Мюнхене впервые дело дошло до рукоприкладства между сторонниками и противниками главного тезиса о войне, послужившего основой общественного согласия. Тезис этот сводится к следующему. Да, вторая мировая война была ужасна как никакая другая, но все ее ужасы — Бабий Яр, Освенцим, Герника, Орадур и т. д. — это изобретение одиночек-главарей и дело рук эсэсовцев, гестаповских зондеркоманд, тогда как германская армия вела войну исключительно по всем правилам и законам.
При этом никто не спрашивал (вернее не хотел спрашивать), в соответствии с какими законами и правилами принимались решения и отдавались приказы, которым вынуждено было следовать рыцарское воинство? Зачем, например, благородному воинству бомбы, начиненные ипритом? И как можно было наломать столько дров во всей Европе и части Африки силами одних лишь эсэсовцев? Военнопленные, что погибали зимой 1941-1942 гг. сотнями тысяч, содержались вовсе не в концлагерях, а в обыкновенных дулагах, офлагах и шталагах, подчиненных вермахту.
Выставка достаточно ярко продемонстрировала, что совершали доблестные рыцари в Белоруссии, Югославии, на Крите и других местах, где еще оставались не во всем согласные с Адольфом Гитлером. И солдаты, и офицеры, кажется, вопреки инструкциям, охотно фотографировали своими лейками и кодаками расстрелы, повешения, отрезание бород старым евреям и прочую экзотику оккупации. Так при чем тут эсэсовцы?
Устроители выставки не только поставили этот вопрос, но и заострили его. И тогда стали случаться странные события: то спонсора выставки похитили, то депутат парламента от "зеленых" расплакался на трибуне: коллеги из ХДС/ХСС забаллотировали решение о показе выставки парламентариям и в стенах Бундестага. И наконец стычки в Мюнхене!
Холокост
Другая историческая мина — отрицание Холокоста: газовые камеры — неправда, убийство евреев — ложь, и т. д. В том числе обсуждаемая в последнее время тема евреев на службе вермахта. Но кто же осудит человека маскирующегося таким образом во имя спасения своей жизни? (К тому же глава Третьего Рейха, говорил о своих высокопоставленных подчиненных: "Кто тут еврей, определяю я".) Попытки дезавуировать историю не удались, но они весьма опасны.
Или еще одна мина — книга гарвардского профессора еврейского происхождения Даниэля Гольдхагена "Добровольные палачи Гитлера" (в немецком переводе, если не ошибаюсь, слово "палачи" заменено на "пособники"), разошедшаяся неслыханными для исторических штудий тиражами. Историю Третьего Рейха он копал не сверху (Гитлер и его окружение), а снизу (на уровне не выше дивизионного) и раскопал, что энтузиазм исполнителей "окончательного решения еврейского вопроса" был неслыханно высок и неадекватен степени принуждения — тех, кто отказывался делать эту "работу", от нее освобождали, за отказ не преследовали. Но такие случаи были нечасты: в 101 полицейском батальоне, например, из 500 человек оказалось всего 12 "отказников".
Гольдхагена тут же обвинили в том, что он всю немецкую нацию зачислил или в убийц, или в их пособников. Этого автор не утверждал, но то, что пропорция добровольных палачей в рейхе была куда большей, чем принято было считать, сваливая все преступления на СС, — это он доказал. И уже поэтому книгу, ставшую в 1996 году мировым бестселлером, стоило бы перевести на русский. А также потому, что проблемы, в ней затронутые, были не чужды и советскому тоталитарному обществу.
Тут, пожалуй, не лишним будет следующий комментарий. Федеративная республика Германия взросла на руинах Третьего Рейха, зализала раны и зажила нормальной жизнью. Вместе с тем — и в этом (в отличие от ГДР, отказавшейся от ответственности за фашизм) ее сила — она взяла на себя счета, грехи и вину предшественника, бросившего своих и чужих граждан в мерзлую землю или под развороченные под бомбежкой камни. В этом неуклонении от исторической памяти проявляется, на мой взгляд, величие новой немецкой государственности, и тем она отличается от государственности российской, игриво манипулирующей своим преемством то по отношению к СССР, то по отношению к Российской империи, сообразуясь лишь с конъюнктурными интересами — экономики ли, политики, но только не исторической памяти.
Иначе никак не объяснить отношения, например, к собственным военнопленным. Как они были при генералиссимусе "изменниками" и "предателями", так и сегодня остаются ими, несмотря на президентский указ, лишь в 1994 году (!) морально их амнистировавший. Недвусмысленно свидетельствуют об этом же и Афганистан и Чечня (впрочем, в Чечне военнопленный и гражданский пленник несколько поднялись в цене, став предметом торга). Такое положение — точно такая же "мина", со времен Великой Отечественной войны лежащая под военными городками российских войск.
И наконец советское (а ныне российское) отношение к Холокосту, к геноциду евреев. Нет, он не отрицался громко, он просто тихо замалчивался (запрет на выход "Черной книги" и т. п.). В стране, где было больше евреев, чем в любой другой, и которая в результате войны лишилась огромной части своего еврейства, даже памятники убиенным евреям были допустимы только на паях с остальными жертвами войны (как долгое время в Бабьем Яру). Такое замалчивание было одной из форм практиковавшегося в СССР государственного антисемитизма. Теперь он перестал быть государственным, стал как бы частным делом и, если хотите, интимной сферой антисемитов. И в этом смысле излюбленные обществом "Память" изыскания в области толкования слова "жид" почти вызывают умиление. Антисемитизм — если он не агрессивен — легален и почти респектабелен. Государство же устранилось от наблюдения за ним и от его сдерживания. А антисемитизм тем временем вступает, и все чаще, в противоречие с Конституцией и законом.
Все это печально. Не подорваться бы нам, гражданам страны, победившей в горячей и проигравшей в холодной войне, на необезвреженных минах.
ПАВЕЛ Ъ-ПОЛЯН