Несколько блаженных лет прошли в соответствии с рекомендацией Михаила Жванецкого: "борьбу с пьянством прекратить, потому что это не борьба и это не результат". Ситуация грозит измениться: государство вновь хочет контролировать возлияния своих граждан.
Начнется все, надо полагать, с головы. Но нужен ли России непьющий президент? Социология о взглядах населения на сей счет умалчивает, выводя на первый план общечеловеческие добродетели: порядочность, компетентность, демократичность. Разумеется, эти качества весьма желательны в российском президенте. Но плюс к тому, по мнению МИХАИЛА НОВИКОВА, есть национальное свойство, нимало не противоречащее названным, без которого правителю России не обойтись. Он должен любить и уметь выпивать.
Непьющий русский есть нонсенс, сенсация, фигура речи ироническая. Вроде как пьющий американец. Точней, вообще-то, сказать: напивающийся. Потому что если не пьет совсем, значит, худо дело. Значит — болел, лечился, зашился. У нас случай другой, и стать особенная: раз злоупотребляет, значит здоров.
Да и что есть злоупотребление? Зачем-то же нужен этот великолепный цикл: первая — десятая — не помню — хмурое утро, с такой победительной силой влекущий всякого жителя русских равнин! Да нужен он ради одного-единственного момента истины, момента гармонии — наступление которого зависит от особенностей данного загула — момента, когда прошлое и настоящее в некой внезапной вспышке сведены в целостную картину, и в ней есть логика и смысл, и прозревается прекрасное будущее.
И разве можно это самое озарение чем-нибудь заменить? В частной, приватной жизни — допустим, да и то едва ли. А в государственной? Ну, чем? И климат способствует. Вот в тропиках, оно, конечно, можно бы придумать чего-нибудь такое: ну, вышел, кокосы бумерангом посшибал, развеялся как-то, да и решил заодно, что делать с Севастополем и как остановить продвижение НАТО. Так в тропиках и не пьется! А у нас что? Кремль. Елки. Шишки. Надо налить!
История государства российского говорит прямо и повелительно: без доброй чарки тут не управиться. Императоры российские — ведь как пили! И что же? Например Александр II — пил много и часто. Страна благоденствовала! Да и со временами Николая II, с 1913 годом до сих пор сравниваем мы нашу жизнь с изумлением и недоверчивой завистью — вот была страна! Вот люди жили! И что толку, что прятала Александра Федоровна от Николая Александровича шкалики и штофики — никому от этого лучше не было. Только самость монаршью этим угнетала, волю его подтачивала.
О пирах правителей времен советских вообще можно слагать саги и песни, а также защищать диссертации. Например, "Роль 'Хванчкары' в становлении советской внешней политики 30-х годов". Или "Отражение вкусовых особенностей коньяка 'Наири' ереванского разлива в постановлении 1946 года о журналах 'Звезда' и 'Ленинград'". Или "Кукурузное виски и оттепель 60-х годов". Тема — неисчерпаемая, как жизнь, как чарка, как похмелье, как вечность.
А тогда, между прочим, телега российской жизни катилась не в пример мягче, нежели в наши дни. Глаже была дорога. Не столь глубоки колеи ее. И вот, не мысля гордый свет забавить, вообразим себя в Кремле. Была когда-то такая газетная игра — "Если бы директором был я". Но директор — это семечки. А если б президентом?
Утро. Синий 600-й с флагом на крыле, распугивая мелкую джиповую сволочь, мчит по Рублевке. Блик солнца заглядывает в пахнущую дорогой кожей кабину. Вот мелькнул церетелиев столб с бабой, вот арка. Новый день встает над страной. Хорошо? Черта с два! Идиллию прерывает телефонный звонок. Что такое? Танкер утонул? Ну и с ним. Нет, не с ним? А почему? Ах, нефть разливается? Ну и с ней. Почему не с ней? К Японии ее несет? Ну и с... А, нет, с Японией не он. Да, проблема. Рука тянется к полированной крышке бара. Но нет.
Кремль. Кабинет. Атмосфера имперской эклектики: помесь ампира павловского с ампиром партийным. Памятью былого пропитан воздух. Стол помнит Берию, стул — Кагановича, приставная тумба — Маленкова. Картины передвижников помнят одобрительные взгляды вернувшегося из Манежа Хрущева, ковры ручной работы помнят тяжелый валенок Суслова.
Но медитировать некогда, жизнь не ждет. Звонок по вертушке. Что такое? Болт отвинтился? Да и с ним бы. Ах, рельсы? Поезд с них сошел? Зарплату шахтерам вез? Все пропало? Ну, естественно, все. Рука сама тянется.
Первая. И приходит решение: напечатать новую зарплату.
Входит министр финансов. Нельзя напечатать? А если по пятьдесят? Вторая. Ну вот и ладненько.
Входит премьер с докладом. Труба лопнула. Запаять нельзя. Что делать? А если махнуть рукой? Нельзя рукой? Тогда махнуть по пятьдесят.
Входит министр обороны. Кнопка ядерная запала? Ну и с ней. Нельзя? Ракеты полетят? А если ее спиртом отмочить? Заодно и по маленькой. О, выскочила.
И вот — рабочий полдень. Страна бьется в напряженном ритме катастроф, неполадок, крахов, неудач и незадач. Краны падают, батареи рвутся, леса горят, поля сохнут, ни один винтик не идет по резьбе. Ничего никуда не лезет. Никогда и ни с чем не сходятся никакие концы.
Понять умом? Не выходит. Измерить аршином? Так вот, возвращаясь к филологическим штудиям, с коих начали, не зря аршином завсегдатаи русских пивных называют обыкновенный граненый стакан. Он есть русский эталон всего, он есть ключ, путь и символ.
И вот еще что важно, вот о чем не забыть бы в мечтательном порыве. Не любят у нас непьющих! Вот Горбачев, вот Гайдар. Ведь написана на лицах их воздержанность. Нет на Руси греха тяжелей и бессмысленней ее, чужды нам трезвенники, и не могли они удержать кормила власти своими бестрепетными руками. Алкоголь для нас — субстанция мистическая, а власть российская без мистики — это как безалкогольное пиво: ни к голове, ни в Красную Армию.