— Впервые за многие годы в Москве наконец-то были проведены два заказных конкурса на архитектурное решение очень важных для города мест: свободного пространства внутри квартала между Столешниковым и Дмитровским переулками и на реконструкцию Боровицкой площади. С одной стороны, это, конечно, отрадно, потому что конкурсы должны вывести нашу архитектуру на новые, более высокие рубежи. Но с другой — оба конкурса были организованы так поспешно, с такой неясно поставленной задачей, что могут служить образцовым примером, как нельзя проводить конкурсы. Об этом можно судить даже по тому, как был представлен материал. Особенно на конкурсе по поводу Боровицкой площади. Здесь были и роскошно прорисованные перспективы с голубыми небесами, и раскрашенные макеты, и просто планы-разрезы. В результате внимание даже у профессионала сосредотачивается не на рассмотрении сути проектов, а на зрительских переживаниях о более или менее удачной подаче. И странно, что даже в случае Боровицких ворот не была внятно сформулирована задача. Что должны были представлять проекты — транспортную развязку или воссоздание утраченного городского пространства? В Столешниковом тоже неясно оговорена цель — то ли требовалось дать максимум коммерчески полезной площади, то ли достойно завершить квартал старой Москвы. Поэтому часть авторов поняла, что нужно добиться максимального коммерческого успеха проекта за счет городской среды. То есть одни думали, что играют в шашки, другие — что в поддавки. Все это не просто дискредитирует идею конкурсов, без которых невозможно творческое соревнование и нормальное развитие профессиональной мысли. Это еще и свидетельство нашей общей ситуации, когда правила определяются или в процессе игры, или ближе к ее окончанию. А при неясных условиях ясен результат — куда вывезет. Нет регламента, четких правил, одинаковых для всех и всех ставящих в равные условия. Чаще всего потенциал какого-либо места в городе определяется самим заказчиком или инвестором. У кого больше влияния, тот и делает, что захочет.
— Впервые за многие годы в Москве наконец-то были проведены два заказных конкурса на архитектурное решение очень важных для города мест: свободного пространства внутри квартала между Столешниковым и Дмитровским переулками и на реконструкцию Боровицкой площади. С одной стороны, это, конечно, отрадно, потому что конкурсы должны вывести нашу архитектуру на новые, более высокие рубежи. Но с другой — оба конкурса были организованы так поспешно, с такой неясно поставленной задачей, что могут служить образцовым примером, как нельзя проводить конкурсы. Об этом можно судить даже по тому, как был представлен материал. Особенно на конкурсе по поводу Боровицкой площади. Здесь были и роскошно прорисованные перспективы с голубыми небесами, и раскрашенные макеты, и просто планы-разрезы. В результате внимание даже у профессионала сосредотачивается не на рассмотрении сути проектов, а на зрительских переживаниях о более или менее удачной подаче. И странно, что даже в случае Боровицких ворот не была внятно сформулирована задача. Что должны были представлять проекты — транспортную развязку или воссоздание утраченного городского пространства? В Столешниковом тоже неясно оговорена цель — то ли требовалось дать максимум коммерчески полезной площади, то ли достойно завершить квартал старой Москвы. Поэтому часть авторов поняла, что нужно добиться максимального коммерческого успеха проекта за счет городской среды. То есть одни думали, что играют в шашки, другие — что в поддавки. Все это не просто дискредитирует идею конкурсов, без которых невозможно творческое соревнование и нормальное развитие профессиональной мысли. Это еще и свидетельство нашей общей ситуации, когда правила определяются или в процессе игры, или ближе к ее окончанию. А при неясных условиях ясен результат — куда вывезет. Нет регламента, четких правил, одинаковых для всех и всех ставящих в равные условия. Чаще всего потенциал какого-либо места в городе определяется самим заказчиком или инвестором. У кого больше влияния, тот и делает, что захочет.