Согласно данным последнего опроса ВЦИОМ, 58 процентов россиян расценивают свое материальное положение как "плохое" и "очень плохое".
Считать себя нищим не значит быть им. Про то, что русский человек патологически склонен изображать свою "жизнь-жистянку" так, чтобы на глаза у окружающих навернулась крупная слеза, замечательно написано еще у Бунина. Герой крохотного рассказа "Дедушка" так реагирует на предложение сменить кальсоны, последовавшее от расточительных родственников: "Вот это спасибо! Целая укладка! Да у меня клока цельного давно не осталось! Небось, кабы было, не стал бы беречь! Мне теперь, милая невестушка, ничего не надо. Пожил, слава богу, пора и честь знать, об одном молю Бога — околеть поскорей". А сам, продолжает Бунин, "жаден невероятно, над укладкой своей дрожит, и жить хочет ужасно, и твердо надеется прожить никак не менее века".
И по сей день этот тип встречается в чистом своем, не замутненном осадками исторических катаклизмов виде.
Стремление соотечественников в максимально печальных выражениях описывать свое скорбное бытование на грешной земле заметно отразилось на лексическом запасе русского языка. Например, предельно сузилась сфера употребления прилагательного "бедный". "Бедными" продолжают оставаться люди, лишившиеся родственников, получившие неудовлетворительную оценку на экзамене, заболевшие, не преуспевшие в карьере или любви, словом, испытавшие разного рода горе. Но представить себе человека, который, жалуясь на дурное материальное положение, сказал бы: "Да я просто бедный!", совершенно невозможно. Потому что этот человек обязательно скажет: "Да я просто нищий!"
Та же незавидная судьба постигла и существительное "бедняк". Мало кто из нынешних десяти-одиннадцатилетних вообще догадывается, что именно означает это слово. "Бедняк" говорят теперь не о человеке, а о явлении. Например, о плохо накрытом столе на каком-нибудь празднестве: "Это был такой бедняк, что все быстро сбежали". "Бедняка" в первоначальном его значении заменило все то же прилагательное "нищий" — только уже субстантивированное.
Слово "нищий", произнесенное со специальной интонацией (англичане называют ее нисходяще-восходящей), — даже если никаких видимых признаков нищеты не различается — подействует на собеседника самым целительным образом. Разве гуманно одалживать у нищего деньги, приглашать нищего быть третьим или спрашивать нищего о сумме, которая ежемесячно значится в бухгалтерской ведомости против сирой его фамилии.
Той же игровой стихии мы обязаны появлением глагола "прибедняться" — аналога которому нет ни в одном индоевропейском языке. Прибедняться — это ужасно нехорошо. Однако время от времени прибедняются даже самые очаровательные, самые, казалось бы, лишенные комплексов люди. В большинстве случаев "прибеднение" не несет в себе ровным счетом никакой смысловой нагрузки. Как есть люди, которые не могут без того, чтобы не приврать, так существуют люди, которые не могут не прибедняться. Этот процесс они довели до холодного автоматизма. И никому не придет в голову обижаться на человека, если вдруг совершенно ясно станет, что, расписывая бедственное свое положение, он попросту приврал. И действительно: как можно обижаться, если и сам рискуешь через некоторое время оказаться в подобной ситуации?
Характерно, что понятия, обозначавшего бы противоположное действие, "прибогачиваться", например, в русском языке нет. Для того чтобы упрекнуть человека в том, что он преувеличивает свою финансовую состоятельность, приходится прибегать к описательному методу, выражениям типа "не заливай!", "да прям!", "кто б тебе еще поверил" и им подобным. В полной мере суть упрека такие сентенции не отражают, поскольку носят очевидно обобщающий характер. Языковая форма не может возникнуть там, где отсутствует жизненное содержание.
Этот феномен легко объясняет и то стабильное неприятие, которое вызывали в российских монархах - за исключением, разумеется, великой "западницы" матушки Екатерины Второй — идеи просвещенного Вольтера. Дело в том, что недальновидный француз написал однажды: "Не бедность невыносима — презрение. Я могу обходиться без всего, но я хочу, чтобы об этом не знали". Так, походя, и сам того не подозревая, великий гуманист оскорбил целую нацию.
В русской литературной традиции бедность занимает во всех смыслах почетное место. Отечественные "бедные люди" — все сплошь герои положительные, на которых, собственно, и держится "родимая Русь". Нищие персонажи Достоевского, Некрасова, Горького — настоящие носители загадочного русского характера. "Кто уживается с бедностью, тот уже богат", — кажется, именно так, по Сенеке, понимали писатели суть нищеты.
Однако как только на пороге бедности оказывались сами писатели, тон их решительно менялся. Предвидя скорое ухудшение своего материального положения, Достоевский писал: "За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительней было. И справедливо: ибо в нищете я первый сам готов оскорбить себя".
"Бедные" и "очень бедные" пятьдесят восемь процентов россиян рассказали ВЦИОМ о своей бедности — неважно, в действительности наличествующей или мнимой — разумеется, не потому, что хотели досадить Вольтеру. Просто так было надо. Почему надо, зачем надо — этими вопросами применительно к русскому человеку задавался Николай Гоголь.
ЭДУАРД Ъ-ДОРОЖКИН