Есть в нашей газете такая рубрика, как "Воскресная политика". Каждый вторник наш обозреватель Александр Тимофеевский со всей тщательностью разбирает аналитические выпуски трех центральных каналов — "Итоги", "Зеркало", "Время". Как нам стало известно, эта рубрика пользуется у их ведущих большим успехом. Правда, мы также узнали, что порой авторы обижаются, считая нас чересчур предвзятыми, необъективными.
Как успел заметить наш читатель, в этот вторник рубрика не вышла. Мы решили сделать исключение. А точнее, провести эксперимент — взять и предоставить слово самим героям нашей колонки. Пусть скажут, что думают они о себе, о своей программе, о коллегах, а заодно и о нас. Первым откликнулся на наше предложение НИКОЛАЙ СВАНИДЗЕ, автор и ведущий информационно-аналитической программы "Зеркало", которой, кстати, в минувшее воскресенье исполнился ровно год. Мы его поздравляем и благодарим за участие.
— Главные темы прошедшей недели — Баден-Баден, съезд коммунистов, съезд НДР... Все они попали в аналитические выпуски, в том числе и в ваш. Удалось ли вам сказать все, что хотелось? Попробуйте себя в роли критика самого себя.
— Трудно, но попытаюсь. Во-первых, я впервые вышел за временные рамки. Как большой телевизионный начальник, я вправе себе это позволить. Как, кстати, это позволяет себе Евгений Киселев. Но думаю, что нарушение регламента все же вредно. Есть только 54 минуты. Но на этот раз было целых два интервью в прямом эфире, с Лившицем и Шохиным, и обоим было что сказать. С Лившицем, как мне показалось, был внутренний нерв. Был министром финансов, представлял Думе бюджет, ушел из правительства, его бюджет подвергают ревизии, был вице-премьером, его освободили... Человек политически обиженный. И когда зритель видит мрачное лицо Александра Яковлевича, которого я очень люблю, видит, как напряженно он бросает слова, чувствуется драма.
Жалко было обрезать и добротный, на мой взгляд, сюжет по реституции. С другой стороны, Баден-Баден был не так уж и плох. Разыграл я его, как мне кажется, понятно. Во-первых, город-курорт. Во-вторых, политика: НАТО, реституция. В-третьих, разумеется, это Ельцин--Коль, настоящий роман. Политический, разумеется. По телевизору никогда не приводил бы таких формулировок, но если брать "тусовку" лидеров великих государств, то Мейджор Ельцину чужой, ну, просто биологически. Клинтон — да, приятный, симпатичный такой, но мальчишка. Ширак — нормальный мужик, в своей весовой категории, но француз, рафинированный, другой группы крови. А Коль — свой в доску, мужик, здоровый, прямой, горячий, сильный. Они действительно похожи по характеру. И друг друга очень любят.
Съезд коммунистов получился, на мой взгляд, очень живенько. Вообще-то я избегаю личных выпадов, но на этот раз позволил себе навалиться на Геннадия Андреевича Зюганова. И неспроста. У меня счетец к нему есть: Проханов вместе с Чикиным сравнивали в своих газетах меня с Киселевым с врачами в нацистских концлагерях. В принципе я иронично отношусь к выпадам этих ребят, но есть и предел. Есть святые понятия. И такого я не прощаю.
— В своих программах вы ставите на человека или на интригу?
— Бывает абсолютно искусственная интрига разыграна. Зрителю мне важно показать, что политика есть театр. Но человек в политике для меня всегда важен. Я пытаюсь на каждого из своих героев смотреть глазами историка, увидеть в нем исторического деятеля. Вот пройдет 30, 40 лет, и все они попадут в учебники. Мне интересно исследовать людей, их характер, речь, темперамент, понять, от кого что можно ждать.
— Смотря "Зеркало", понимаешь, что вы тщательнейшим образом выстраиваете линию программы, как бы нанизывая сюжет за сюжетом на нить вокруг одной мысли. Это так? Или у вас иной подход?
— Бывает по-разному. К драматургии каждой программы отношусь достаточно свободно. Да, бывает так, как вы говорите, что закольцовываю программу. В другой раз все идет произвольно. Специально не претендуя на роль импрессиониста, я как бы разбрасываю между серьезными политическими сюжетами некие цветовые пятна. Потом, правда, многие удивляются, в том числе и Александр Тимофеевский, с какого рожна вдруг возникает сюжет про наркотики или про Андерсена и Данию. Отвечу — ни с какого. Просто тема актуальная, висит в воздухе. И пусть даже нет информационного повода. Объяснять же, почему я ставлю, — скучно и никому не нужно. Это все равно что объяснять анекдот. Или понимаешь, или нет.
— Действительно, у вас у единственного, пожалуй, есть культура и история. Это что, принцип?
— Мне это интересно. Я ведь историк. Если мне интересно, то интересно будет и зрителю. Тем более что он не может сидеть у телевизора и неотрывно смотреть, как бодается Дума с президентом или как комментирует умный обозреватель взаимоотношения Черномырдина и Чубайса. Нужно всегда между Черномырдиным и Чубайсом проложить Андерсена. Во вред не пойдет, чувств злых не вызывает. Это светло, по-доброму, что также немаловажно для телевизионной аналитики, при всем ее интеллектуализме. Да и глаз отдыхает, а когда отдохнет, можно снова взяться за Черномырдина.
В своих ранних "зеркалах" я показывал Ельцина и Коля, как они стоят в аэропорту и, как дети в саду, держатся за ручки. А потом шел сюжет на 20 секунд, как играются двое тигрят, смешные такие, с толстыми лапками. Я вообще люблю зверушек и люблю их показывать. Да, можно задать вопрос: а с чего Сванидзе показал тигрят, у него что, крыша поехала? А это было просто цветовое пятно.
— Какова ваша роль в эфире? Вы — наблюдатель? Правда, крайне эмоциональный.
— Нет, пожалуй, у меня темперамент не наблюдателя. Мой герой — это я сам. Стараюсь быть максимально естественным. Хотя есть некоторые из моих коллег, не буду их называть, которые пытаются выглядеть на экране более мужественными, крутыми, ироничными, бесстрашными, чем они есть на самом деле. И это от лукавого, не потому, что это бесчестно, а потому, что эта фальшь все равно проявится.
Правда, я стараюсь — и это единственное, в чем обманываю себя самого, — взять себя за уши и оттянуть в сторонку. Хорошо бы быть отстраненным, но это невозможно, особенно для политического аналитика в нашей стране. У нас нельзя остаться над схваткой, все время тянет в ее эпицентр.
— Вы пытаетесь показать зрителю на экране, что знаете больше, чем говорите?
— Это не мое. Я никогда не подмигиваю зрителю. Дескать, знаю, но не скажу. Конечно, все то, что я знаю, не говорю. Ни один нормальный человек не скажет всего ни зрителю, ни жене, ни другу. Но акценты расставляю. Пытаюсь сохранить баланс между эмоциями и разумом. Бывает, что один выпуск идет буквально на нерве, другой раз все флегматично. Хоть я и настраиваю себя каждый раз перед выходом в прямой эфир, но ведь я тоже живой человек. Есть старая телевизионная формула: на 13-й минуте программы надо обязательно показать красный автомобиль.
— От чего зависит успех телевизионной аналитики?
— У меня никогда не было сенсационно успешных программ. Можно как угодно оценивать правомерность сюжетов в моей программе, но то, что они стали качественными (эксклюзив, собственная съемка, не ворованная у CNN, собственная информация), — это факт. И он меня радует. Успех же телевизионной аналитики зависит в первую очередь от самого автора и ведущего. И при этом телевизионный опыт для автора не главное (это может взять на себя и его команда). Самое важное, чтобы это был грамотный, хорошо образованный, умеющий самостоятельно думать и формулировать свои мысли человек. Есть личность — есть успех, нет ее — нет и успеха.
— Как вы оцениваете состояние нашей телевизионной аналитики?
— Она не уступит никакой другой в мире на данный момент. Ни в одной другой большой стране нет такого богатства политических событий. У нас сейчас просто рай для журналистов. Мы страна, в которой журналисты обязаны себе делать карьеру. Если же брать наш круг телевизионных аналитиков, то мы все в оптимальном возрасте и все при нас — возраст, опыт, команда.
Но нельзя забывать, особенно нашим критикам, что телевизионная аналитика не есть газетная. Это разные вещи. Газетная аналитика стопроцентно, извините за тавтологию, аналитична. Потому как читатель ее воспринимают исключительно головой, думает. Но она ограничена тиражом издания. Телеаналитика — это многомиллионная аудитория, это эмоции, потому как воспринимается она в первую очередь глазами и ушами. Вот почему у нас вечная дилемма: как долго на экране может торчать говорящая голова, когда закрывать ее картинкой. С другой стороны картинка — это хорошо, богато, но отвлекает от текста. Когда смотришь глаза в глаза, тебя лучше понимают.
Словом, между телевизионной и газетной журналистикой отношения весьма противоречивые. Да и газетные журналисты не считают телевизионных журналистами, так, заевшимися звездами. Убери с экрана — им конец. Телевизионщики же ворчат: газетчики сидят и завидуют нашей популярности.
— Кстати, а вы следите за удачами своих коллег, аналитиков с других каналов?
— Я их и не смотрю, по разным причинам. Доренко не смотрю, потому как хорошо представляю себе, что он скажет в каждой своей программе. Видел несколько его первых выпусков, теперь и смотреть-то не надо. Женю Киселева я бы смотрел обязательно, но не получается физически. Когда заканчиваю, он только начинает, я же собираюсь домой, потом, сами понимаете, то, се, иду гулять с собакой. Словом, когда уже собираюсь включить телевизор, "Итоги" и завершаются. Можно было бы в записи посмотреть, особенно когда говорят тебе — вот был у Киселева уникальный сюжет, — но никогда этого не делаю. Насколько знаю, и Женя этого не делает. Но бывает, созваниваемся накануне своих эфиров — узнать, кто будет в студии, чтобы, сами понимаете, не повторять друг друга. Договариваемся миром, все же вот уж 20 лет как знакомы.
— У вас сложная противоречивая ситуация. Вы и автор и цензор?
— У меня никогда его не было. Его не было и шесть лет назад, когда я начинал комментатором в "Вестях", просто сдавал свои опусы ведущему редактору. Не трогал меня ни Попцов, ни Сагалаев. В этом смысле у меня счастливая журналистская судьба. Не могу себе представить, чтобы надо мной кто-нибудь стоял.
А сейчас тем более — сам себе цензор. "Зеркалом" занимаюсь в свободное от работы время, начиная с субботнего вечера и все воскресенье. До тех пор весь воз везет моя команда. Когда в эфире, забываю, что я руководитель канала. Специально себе, конечно, не говорю: забудь все. К методам Кашпировского прибегать не приходится. Все получается автоматически.
Я вообще не воспринимаю себя государственным чиновником, который обязан перед кем-то вдруг вытягиваться в струнку. У меня прямая телефонная связь с Черномырдиным, он недавно ее поставил. Время от времени он звонит, время от времени я ему. Иногда он берет трубку. Я как журналист привык общаться с сильными мира сего спокойно. Никогда не забываю, что я журналист, и не позволю говорить с собой на повышенных тонах, читать нотации. Во мне нет классического чиновника. Меня назначил президент своим указом, значит, только он и вправе снять. За начальственное кресло не держусь. Если завтра снимут, то у меня останется "Зеркало".
— Вы обижаетесь на нашу критику?
— Иногда бывает легкая досада, но не потому, что Тимофеевский оценивает меня хорошо или плохо. А просто оценивает не то. Ну представьте себе, приходите вы на party, вы в хорошей форме, нарядны, а потом читаете газетный отчет: был такой-то, мрачный, обменялся почему-то репликами с Сидоровым. Вы же действительно разговаривали с Сидоровым, но не с ним одним, а еще с десятком персонажей. Автор же обратил внимание почему-то только на Сидорова. Дался ему этот Сидоров...
И в вашей колонке то же самое. Порой оценивают вещи совершенно случайные. Неважно, хорошие они или плохие, но их вырывают из контекста. И чаще всего это делается тогда, когда одна тема проходит по всем трем аналитическим программам. Хотя в моей она была только на 11-м месте. И особенно бывает обидно, когда это касается вещей вторичных.
Вот пишет Тимофеевский, что блестящая была реплика Сванидзе, который сравнил Немцова с белым лебедем — в отличие от Лебедя, который вовсе и не белый. Потом у меня действительно идет картинка из Дании с плывущим белым лебедем. Для меня этот белый лебедь — банальность. Уже столько раз его отыгрывал, даже ставил кусочки из балета "Лебединое озеро". На этом же делается вся рецензия. А были в программе вещи и более интересные.
Наверное, если бы писал я, то были бы те же ошибки. Журналисту надо всегда к чему-то привязаться, выхватить все те же пятна, бросающиеся в глаза. Но думаю, даже уверен, что это никоим образом не отвращает зрителя от меня, да и читателя вашей газеты. Об обидах вообще речи не может идти. Неважно, ругают тебя или хвалят. Пусть даже и не за то. Любая статья про тебя есть реклама. Аркадий Иванович Вольский, очень уважаемый мною, один из умнейших людей в нашей политике, как-то сказал: всякая публикация идет во благо, кроме некролога. Впрочем, и он тоже во вред не идет, потому как уже все равно.