Апология политического косноязычия
Гнилые помидоры, летевшие в Геннадия Зюганова в день рождения Ленина, убедительно подтверждают: харизме нынешнего вождя коммунистов далеко до харизмы основоположника. Лидер КПРФ производит впечатление человека вменяемого, и неловкая ситуация, в которую он попал, не вызывает особой радости. Истинный же вождь на гнилые левацкие помидоры немедленно ответил бы тухлыми яйцами пафосной отповеди. К счастью, номенклатурно-вальяжный Зюганов нимало не обладает ленинской истерической ораторской магией.
Сегодня в отечественной публичной политике доминируют два типа красноречия, восходящие, соответственно, к маниакальной ленинской и параноидной сталинской манерам. Исключения редки. Борис Немцов — один из немногих российских политиков, способный выступать на публике, не взгромождаясь предварительно на котурны. Поэтому он так выигрывает на фоне прочих: они большей частью либо ригористичны, как Явлинский, либо простецки-невнятны, как Черномырдин. На первый взгляд, массовое косноязычие наших лидеров — факт огорчительный. Но наиболее успешные отечественные политические ораторы ХХ века — Ленин и Сталин — принесли стране и своим подданным ни с чем не сравнимое зло. Потому сегодня те, кто способен "говорить красиво", в частности Жириновский и Лукашенко, уже самой этой способностью вызывают сомнения.
Среди бесчисленного множества тиранов, завоевателей и душегубцев Ленин выделяется тем, что внятная ненависть к нему, отношение к этому давно сгинувшему экземпляру как к личному врагу представляется если не вполне оправданным, то как минимум естественным. Это связано с тем, что и сегодня Россия, кажется, не очень-то надежно защищена от прихода к власти политика ленинского типа. Иван Грозный или Петр Первый, существа не менее аморальные, все же не вызывают столь резкого, почти физиологического отторжения, как первый диктатор советской России. В каком-то смысле легче понять и принять Сталина, чем Ленина. Речь идет не о деяниях, но о личностях. Не столько о количестве зла, сколько о пафосе постоянного провоцирования всех и вся.
В Ленине впервые в XX веке, и с ослепительной яркостью, воплотился особый шизоидный тип харизматического вождя. Если вообразить себе некий злокозненный подготовительный центр, эдакую инфернальную Шамбалу, где производят диктаторов на погибель обывателям, то, конечно, за звание лучшего ученика по классу взвинченной демагогии бороться могли бы двое: Ленин и Гитлер. Среди выпускников, разумеется, и Геббельс, и Каддафи. Ле Пен и Фидель Кастро. Саддам Хуссейн и Муссолини. На массы воздействуют вовсе не идеи, ими исповедуемые, но их ораторский посыл, драйв. Встречаясь в вечности у адского костра, они, возможно, обмениваются идеологиями, как сувенирами, и одалживают их друг другу, как автолюбитель одалживает соседу по гаражу домкрат или гаечный ключ.
Собственно, понаблюдав за Жириновским, можно сделать кое-какие выводы касательно природы ленинской способности увлекать толпу и воздействовать на людей. Есть две выраженные особенности, два источника этой труднопобедимой силы. Первое свойство лидеров этого типа есть мощная интуитивная способность сообщать аудитории именно то, что она желает слышать в данный момент. Второе, не менее важное — умение не слышать ничего, что данный оратор не мог бы немедленно использовать к своей выгоде. Важнейшей составляющей этих монологических, так сказать, геббельсовских талантов является не риторика, но энергетика, жуткий бескорыстный пыл.
Образ Ленина безнадежно залеплен разнообразными позднейшими трактовками, и умильная советская чушь в духе Горького и Бонч-Бруевича — "Ленин очень любил детей", "пронзительный прищур", "звонкий смех" etc. — уравновешена гневными бунинскими зарисовками: картавый каторжник. Энергетика ленинского типа и в самом деле какая-то каторжная и уж безусловно маргинальная, проистекающая из долгого изгойства. Большую часть жизни Ленин был очень одинок: Сибирь, задворки Европы, графомания почти неправдоподобная. Кроме того, этот человек никогда в жизни не зарабатывал своим трудом. Если прочитать биографию Жириновского (в изложении Лимонова, например), то обнаружатся сходные ситуации: неудачи социальной адаптации, долгий период общественного небытия, затем взлет. Все складывалось в соответствии с бальзаковской сентенцией о том, что для того, чтобы подняться наверх, надо дойти до самого дна.
Эти народные трибуны, чтобы сформироваться, должны как бы пережечь в себе все человеческое — и тогда ничто не сможет их обидеть, унизить или остановить. В народе это называется "наплюй в глаза — все Божья роса". Скандал, причем самого низкого разбора — с помидорами, с выплескиванием сока в лицо оппонента, со сладострастными выкриками "подонок" и милыми обозначениями вроде "говно" и "политическая проститутка" — есть самая благоприятная среда для политиков ленинского типа. Там, где обыкновенный человек, привыкший соблюдать какие-то нормы поведения, теряется, шизоидный полемист только и обретает под ногами почву.
Секрет ленинского воздействия на людей заключался не в ораторском мастерстве — Троцкий был лучшим оратором. Не в глубине мыслей — ленинская философия есть ничто иное, как набор доморощенных глупостей: "Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна" и т. п. Не в убедительности силлогизмов — ленинские тексты представляют собой нудную, хотя и взвинченную перебранку с никчемными оппонентами. Секрет — в безоглядном, безумном напоре, в отсутствии тормозов. Словесные камикадзе типа Ленина завораживают тем, что демонстрируют люциферов полет в пропасть, к которому никто, кроме них, в общем-то, неспособен.
На роли российского диктатора Ленина сменил Сталин — фюрер противоположного типа. Ленинскую эллинистическую разнузданность сменила византийская тяжеловесность. Сталин сплевывал афоризмы, по-удавьи завораживая собеседников тяжкой семинаристской лаконичностью. Бессмысленность фраз вроде "жить стало лучше, жить стало веселей" не могла быть замечена. Величие контекста было таково, что текст обретал сакральную силу независимо от того, были слова совершенно пусты или все же что-то — все что угодно, совсем как у председателя Мао или в "Книге перемен" — значили.
В советской, а затем российской публичной политике возобладала сталинская школа. Даже склонные к импровизации Хрущев и Горбачев остались как авторы mots, но не интонации: "пусть подрищут империалисты", "кузькина мать", "углубить", "судьбоносный" — весь этот забавный мусор есть выродившееся потомство литых сталинских слоганов.
Сейчас самым ярким носителем сталинской ораторской стилистики является Александр Лебедь: долгие паузы, рубленые фразы, своеобразная неповоротливость интонаций. По идее, такая манера общения должна создавать у собеседника ощущение, что говорящий вещает с высот, простому смертному заведомо недоступных. В случае Сталина на создание этого чувства запредельности работало множество деталей: взять хоть знаменитую трубку и весь ритуал ее курения, позволявший держать сколь угодно долгие паузы. Мундштук генерала, разумеется, есть редуцированная трубка генералиссимуса. Сравнительная малость сего символического атрибута означает, что паузы, которыми располагает Лебедь, существенно короче. Он живет в ограниченном и суетном медийном времени, Сталин же всегда судил sub specie aeternitatis. Лебедь, цедя и чревовещая, упирает на свою особую, сенсационную информированность в части закулисных земных интриг и скорее растрачивает, нежели усиливает магию образа.
Так или иначе, бредовому ленинскому энтузиазму до Жириновского не наследовал никто из заметных действующих лиц российского политического спектакля. К счастью для нас, Жириновский, в отличие от Ленина, оказался не бескорыстен и не лишен обычных человеческий потребностей, желаний и, соответственно, слабостей. Бескомпромиссный маньяк, подобный Ильичу, еще пару лет назад имел неплохой шанс спалить всю страну. Можно, конечно, сетовать на то, что нынешние лидеры России косноязычны, не способны увлечь массы, как-то чересчур заурядны. Но разумней порадоваться их обыкновенности и отсутствию у них артистической одаренности: может быть, на этот раз удастся обойтись без приключений, в которые ввергли страну одержимые пассионарии и даровитейший из них — Ленин.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ