Девять раз одной биеннале

Красноярская музейная биеннале проходит в девятый раз. Накануне своего первого юбилея она ставит краевые власти перед выбором: либо прикрыть этот столь успешный проект, либо выводить его на новый уровень.

АННА ТОЛСТОВА

IX Красноярская музейная биеннале открылась акцией Вадима Марьясова "На-про-лом". Вооружившись молотами, он с коллегами-художниками прорубил брешь в стене, которую из "именных", то есть попросту подписанных маркером кирпичей, недели за две до того возвели на дорожке возле Красноярского музейного центра горожане-добровольцы. В результате перформанса на объекте паблик-арта образовались этакие триумфальные ворота в стиле "русского бедного": кирпичная стенка с неровной дырой посредине. В этом художественном действе можно найти много разных смыслов, но знакомые с ситуацией изнутри прочитывают марьясовскую акцию как институциональную критику культурной политики краевой администрации. Красноярская биеннале так и происходит: горстка энтузиастов, делающая ее с нерастраченным еще до конца романтизмом и личным обаянием, вот уже почти двадцать лет бьется лбом о непробиваемую стену.

Красноярский музейный центр — это бывший филиал Центрального музея В. И. Ленина, последний, тринадцатый, достроенный в годы перестройки непонятно зачем. Вождь мирового пролетариата был в Красноярске проездом, останавливаясь на несколько дней по дороге в Шушенское, так что никаких особо ценных исторических реликвий музей, выстроенный мэтром красноярской архитектурной школы Арэгом Демирхановым в стиле революционно-патетического брутализма, не содержал, представляя собой одну напичканную разными диорамами, лозунгами, пыльными шинелями, маузерами, собраниями сочинений учителей коммунизма и прочим агитпропом тотальную инсталляцию.

В 1993-м сюда пришли молодые архитекторы, выпускники и преподаватели Красноярского архитектурно-строительного института: Сергей Ковалевский, Вадим Марьясов, Виктор Сачивко. Через год случилась первая Красноярская музейная биеннале, и пошло-поехало. Ленинская экспозиция отступала, современное искусство наступало. Бессменным куратором биеннале и множества проходящих в промежутках между ними выставок и фестивалей стал Ковалевский. Марьясов, некогда изгнанный за радикализм и излишнюю требовательность к студентам преподаватель архитектурного института, занялся проектированием новых экспозиций и работой с молодыми художниками, для которых музейный центр организовал настоящую альтернативную школу современного искусства. У Сачивко, первого живописца Красноярска, составилась своя программа музейных выставок.

За 16 лет жизни у биеннале в Красноярске сложился собственный, обкатанный формат: основной проект, ряд параллельных выставок, программа паблик-арта, показ работ студентов летней школы, интервенции в традиционные музеи. Все это — хоть и по мировым лекалам, но своими силами, без методической и институциональной поддержки из Москвы: в Красноярске как не было филиала Государственного центра современного искусства, так и не будет: ГЦСИ сейчас ведет переговоры насчет своего сибирского отделения с Томском. Директор ГЦСИ Михаил Миндлин говорит, что в Красноярске ему делать нечего: тут уже образовалась собственная институция.

Притягательность Красноярских биеннале — в их самобытности и презрении к международной биеннальной конъюнктуре: здесь не выбирают модных культурологических тем, не гонятся за модными именами, никому не подражают. Но при этом они не выглядят местечковой затеей и при всем внимании к локальному контексту сибирским ура-патриотизмом не страдают. Для художников Сибири никаких скидок не делают, выбирают только тех, кто будет на равных смотреться рядом со столичными гостями и иностранцами. Вот и сейчас омич Дамир Муратов, уфимец Ринат Волигамси, екатеринбуржцы Владимир Селезнев и группа "Куда бегут собаки" совершенно органично вошли в одну экспозицию с именитыми москвичами — Ольгой Чернышевой, Игорем Макаревичем и Еленой Елагиной, Леонидом Тишковым — и заграничными звездами вроде польского концептуалиста Ярослава Козловского (биеннале, весьма стесненная в средствах, всегда старается пригласить одну-две знаменитости из-за рубежа). Что же касается сибирского контекста, для иногородних участников биеннале предусмотрена программа летних резиденций и творческих командировок. В этом году, например, москвичи Владимир Сальников и Нина Котел проехались по югу Красноярского края, составив дневник путешествия в виде огромной рисованной "фрески", остроумно стилизованной под советское монументальное искусство времен брежневского застоя; голландка Ясмейн Виссер целый месяц собирала в Красноярске визуальный словарь городских мотивов. А одной из самых удачных работ биеннале стала инсталляция "Бородинский уголь" Владимира Селезнева, отправленного по заданию биеннале в Бородинский угольный разрез и добывшему в музее города Бородино сотни человеческих историй сосланных туда русских немцев, военнопленных и политзаключенных, в том числе Игоря Губермана: когда в темной комнате гаснет свет, на стенах начинают проступать лица бородинских каторжан, писанные углем и светонакапливающей краской.

Тема IX Красноярской музейной биеннале — "Во глубине": адресованные декабристам пушкинские строки начертаны на ступенях музейного центра, спускающихся к Енисею, "маяковским" революционным шрифтом.

Участники основного проекта измеряют глубину сибирских руд самыми разными способами. Одни отталкиваются от образа рудокопа: в инсталляции Владимира Анзельма "Полезные ископаемые" пьедесталы увенчаны антрацитовой скульптурой, а из угольных мешков высыпаются напольные картины из бородинского угля, соли и песка с цитатами из классиков; Арсен Савадов устраивает маскарад "Донбасс-Шоколад", обряжая черномазых угледобытчиков в балетные пачки; Илья Гапонов создает мемориал погибшим кузбасским шахтерам из пустых обгоревших шкафчиков для рабочей одежды с кладбищенскими табличками. Другие исследуют глубины древнего и нового мифологического сознания: Дамир Муратов предлагает поклониться "первобытным" идолам, собранным из разноцветного бытового мусора, на полотне Рината Волигамси крохотные человечки роют яму "минус-мавзолея", закапываясь в платоновский котлован, а в жутковатой инсталляции группы "Куда бегут собаки" из десятков натыканных в стену электророзеток выползают, извиваясь как змеи, "живые" шнуры со штепселями. Третьи обращаются к сибирской ссыльно-каторжной эпопее: Игорь Макаревич и Елена Елагина вспоминают о пытках, темницах и боярыне Морозовой (минималистская инсталляция для Музея-усадьбы Сурикова с множеством рук в двоеперстном знамении получила специальный приз жюри биеннале), Андрей Кузькин вместе с заключенными СИЗО N 1 налепил хлебных человечков и выставил их в экспозиции открытого при этой старейшей в Красноярске тюрьме музея (вторжение в "Красноярский тюремный замок" получило гран-при). Ольга Чернышева рифмует "глубину" с "глубинкой", снимая портреты водителей рейсовых автобусов, отправляющихся из Москвы в Ростов-на-Дону или Волгоград, сквозь бликующее ветровое стекло, так что герои кажутся пришельцами из другого, нездешнего мира. А известный сказочник Леонид Тишков, выловивший из глубин Енисея свою светящуюся таинственным диодным светом "Частную луну", предлагает всем желающим — в порядке очереди и по записи в музее — взять светило на пару дней домой, чтобы высвободить из недр своей души романтические чувства. И в этом он — прямой наследник советских авангардистов, требовавших, чтобы гражданам выдавали на время картины из музеев, как книги из библиотек.

Параллельная программа биеннале вышла не менее интересной. Виктор Сачивко и бывший "митек" Александр Флоренский сделали изысканный проект "Копии с картин известный художников", где практически вся мировая история искусства представлена в экспрессионистских повторениях кисти самих кураторов — Владимира Шинкарева, Ирины Затуловской — и резца Сергея Горшкова. Новосибирский центр современного искусства привез в Красноярск ретроспективу "Синих носов", Каннский видеофестиваль — конкурсную программу 2011 года, "Винзавод" — сборную выставку молодых художников из программы "Старт", Московский дом фотографии — пейзажи донбасских индустриальных руин Натальи Павловской. Паблик-арт в виде объектов, перформансов и граффити вторгся в городское пространство, самые удачные работы студентов Летней школы биеннале оккупировали Музей-усадьбу Сурикова. Три дня непрерывных вернисажей, экскурсий, встреч с художниками и кинопоказов завершились раздачей призов, которые присуждал авторитетный международный экспертный совет в составе директоров и старших кураторов венского и сант-галленского кунстхалле, парижского Пале де Токио, МДФ и ГЦСИ. Впрочем, как это обычно и бывает, одну из лучших работ оставили без наград.

Это граффити Дмитрия Булныгина "Поверхностный взгляд": пройдясь по Красноярскому музейному центру и окрестностям, он оставил на стенах ряд критических замечаний. В вонючих туалетах музея, где отродясь не бывало пипифакса, мыла и сушилок для рук, в каждой кабинке нарисовал рулоны туалетной бумаги. В одном укромном уголке снаружи музейного здания, превращенном в общественную уборную, изобразил рукомойник. А по центру города пошел гулять суриковский юродивый из "Боярыни Морозовой", только вместо благословления он воздевает руку в известном жесте, который на биеннале стыдливо окрестили "одноперстие".

Красноярск, в советские времена прославленный как "родина великого русского художника Сурикова", до сих пор пытается жить этим старым культурным брендом, хотя залы Красноярского художественного музея имени В. И. Сурикова неизменно пусты: молодежи куда интереснее современное искусство. Что же касается биеннале — единственного события в области визуального искусства, ради которого стоит ехать в Красноярск,— она за свои 16 лет так и не получила должной институциональной поддержки со стороны краевой администрации. Так что суриковский юродивый — с помощью Дмитрия Булныгина — совершенно справедливо показывает свое "одноперстие" современному искусству.

На открытие биеннале не без гордости прибыл министр культуры Красноярского края: в этом году министерство впервые увеличило финансирование проекта в несколько раз. Раньше биеннале делалась в основном на спонсорские деньги, последние три раза средства выделяются Фондом Михаила Прохорова. Мировые правила приличий требуют, чтобы биеннале финансировалось из госбюджета примерно на 50%: это показатель того, что биеннале — не частная инициатива, которая заглохнет, как только оскудеет рука дающего, а составляющая осмысленной культурной политики региона. Красноярская же биеннале держится на фанатизме и обаянии ее кураторов: художники приезжают, поскольку неловко отказывать, и даже дарят свои работы, хотя никакого музейного хранилища в Красноярском музейном центре нет. Дары стараются включать в постоянную экспозицию, но большая часть образовавшейся за годы проведения биеннале коллекции современного искусства рассована по углам.

Как бы ни была хороша биеннале, а Красноярский музейный центр не превратится из музея Ленина в музей современного искусства, если просто поменять вывеску. Он станет настоящим музеем или центром современного искусства, когда изменится его институциональный статус и вместе с ним — его государственное финансирование. Когда здесь сделают реконструкцию, когда остатки дизайна ленинского мемориала сдадут в архив, когда вместо кормящих это сиротское учреждение культуры арендаторов, разнообразных сувенирных ларьков и выставки аквариумных рыбок появится все, что должно быть у музея современного искусства: выставочные и лекционно-концертные залы, библиотека, медиатека, книжный магазин, музейное кафе. Когда поменяется отношение к биеннале в чиновничьих головах: дав добро на проведение фестиваля в середине 1990-х, они, сами того не понимая, ввязались в масштабный, долгосрочный и постоянно набирающий обороты проект. Кажется, и работа Ярослава Козловского — этакий куб из всякой советской рухляди, старой мебели, допотопных радиол, стиральных машин, ламп, ломаных игрушек и рваных журналов, увенчанный бюстиком Ильича, намекает на то, что ленинскому музею пора съезжать.

В Красноярске становится ясно, за что чиновники от культуры так не любят современное искусство. Оно действительно провокационно, но не в том смысле, что норовит показать голый зад или плюнуть на крест. Оно — в силу своей леворадикальной и критической позиции — всегда наступает на больные мозоли.

Вот из Любляны приехал художник Матей Андраж Вогринчич, попросил найти для своего проекта деревянную церковь. Таковая нашлась в деревне Барабаново, в часе езды от Красноярска: церковь Параскевы Пятницы, середины XIX века, с остатками росписи на парусах и потолке, без окон, без дверей, вся сгнившая и загаженная. В алтаре валяется проржавевшая табличка "Охраняется законом" — Красноярская епархия на этот памятник культуры почему-то не претендует. Матей Андраж Вогринчич решил устлать пол почерневшего от времени храма ковром из белой яичной скорлупы — минималистская инсталляция была хороша и по цвету, и по идее, напоминая о пасхальных яйцах и сопряженных с ними смыслах. Художник, пока работал, провалился сквозь прогнивший пол и сломал ногу, яичный ковер растоптали в порошок на следующий день после открытия биеннале. Глупо было ждать другого отношения к произведению современного искусства там, где дивной красоты архитектура в таком состоянии.

Вот Вадим Марьясов и студенты летней школы сделали для музея-усадьбы Сурикова групповой проект по мотивам "Взятия снежного городка". В прошлый раз тоже сделали — все работы вышвырнули из родового гнезда "великого русского художника" вскоре после вернисажа. Но в этом году музейное начальство больше расположено к современному искусству. Молодые художники освоили пустырь за стенами усадьбы, убрали весь мусор, расставили свои объекты ("Сугроб" из россыпи огромных, обтянутых ситцем кубиков Анны Омелик и Дарьи Воробьевой отмечен специальным дипломом), рассмотреть выставку под открытым небом можно, взойдя на помост-бельведер, сконструированный их учителем. Суриковский музей-усадьба, дирекция, научный и экскурсионный отдел которого сейчас теснятся в суриковском сарае, претендует на пустырь: там хотят строить исследовательский центр, проводить международные конференции, читать лекции — в общем, жить нормальной музейной жизнью XXI, а не XIX века. Но на лакомый кусок земли в центре города наверняка найдется множество претендентов, и в музее надеются, что биеннальская выставка поможет обозначить этот участок как территорию культуры. Вадим Марьясов относится ко всему этому скептически: молодых художников в Красноярске принято использовать как красивую ширму, их охотно берут на благословленные краевым министерством культуры передвижные выставки, а по окончании турне выбрасывают ничего не стоящие работы, как хлам. В результате почти никто не остается в профессии: Красноярск может еще долго ждать, когда тут народятся новые суриковы.

Площадь перед зданием Красноярского музейного центра украшает инсталляция Андрея Ройтера: слово "FUTURE" из колоссальных букв, сложенных из старых, долго бывших в употреблении досок (пару дощечек, оставшихся после реставрации подсобных построек, ссудила даже суриковская усадьба). В ночь перед вернисажем неизвестные молодые художники установили напротив инсталляцию в виде слова "ЖИЖА", собранного из картонных коробок. Жижа — это очень точная характеристика местной культурной ситуации, которую никогда не сможет исправить одна только биеннале, проходящая в административном вакууме. Видимо, гордому терпению молодежи во глубине сибирских руд пришел конец.