Название фильма Джона Форда "Долгий путь домой" (The Long Voyage Home, 1940) — формула его творчества. Моряки в океане, солдаты на фронте, ковбои, годами блуждающие по прериям,— все они мечтают о возвращении домой или об обретении дома. Форд, старый солдат, знал цену возвращению. Любые испытания и страдания оправданны, если герой вернется на свой порог, как возвращается выживший на каторжном "острове акул" доктор Сэмюэль Мадд (Уорнер Бакстер). По фильму его приговорили к пожизненному заключению лишь за то, что он оказал помощь ночному всаднику со сломанной ногой. Всадником оказался Джон Уилкс Бут (Фрэнсис Макдональд), убийца президента Линкольна. В жизни все было немного сложнее: есть весомые резоны полагать, что доктор был действительно вовлечен в заговор. Но Форду на это наплевать. Его вселенная чужда любой двусмысленности, она организована классически, без полутонов, так же классически, как построены экранные мизансцены или поставлен свет. Вообще, если задуматься, кого из великих режиссеров можно назвать в полном смысле слова классиком, то это, конечно, Форд. Теоретики классицизма в живописи в XVIII веке обосновали необходимость избавить зрителя от непосредственного созерцания смерти и насилия. Форд верен этому завету. Сцена казни подельников доктора так страшна именно потому, что мы не видим людей в петле — лишь предшествующий казни невыносимый ритуал шествия на эшафот, лишь выбивающие дробь барабанные палочки. А страшнее всего — радость Пэгги Мадд (Глория Стюарт), увидевшей, что ее мужа нет среди приговоренных к смерти. Радость такая неуместная, такая жестокая и такая человечная. Но, помимо конкретного дома, у героев "Узника" есть дом большой. И этот дом — потерпевший поражение в Гражданской войне, старый, добрый, рабовладельческий Юг. Война Севера и Юга с точки зрения культуры уникальна. Ни одно другое поражение не породило такую великую культурную традицию: от "Унесенных ветром" до романов Уильяма Фолкнера и "южной готики" в литературе, от "Нетерпимости" великого расиста Дэвида Уорка Гриффита до кинематографа Форда. Ну да, конечно, экранный Юг — это Юг идеализируемый и идиллический, вряд ли похожий на настоящий Юг. Ну да, симпатия Форда к "неграм" — патерналистская, это любовь отца к большим, неразумным, но преданным детям. Именно преданность доктору заставляет Бака (Эрнест Уайтман) совершить подвиг, рискуя жизнью, завербоваться в охрану каторги, чтобы попытаться спасти своего "отца", много раз принимавшего роды у его жены. И, несмотря на всю суровость фильма, в нем есть безумно смешной, безумно реакционный эпизод: агитатор-янки, подбивающий рабов на выступление против доктора, внезапно оказывается отпетым расистом, и не желающие освобождения негры, улюлюкая, изгоняют его из оскверненного южного рая. Но Форд — реакционер лишь в самой примитивной интерпретации. Дело не только в том, хотя и это немаловажно, что он любит мир и не любит войну, хотя и считает — в некоторых обстоятельствах — ее неизбежной. Проиграв, он отказывается продолжать войну. Уважает вчерашних врагов, если они — честные солдаты. Таким честным солдатом восхитительно неожиданно оказывается комендант каторги (Хэрри Кэйри), до поры до времени ведущий себя как садист, но становящийся в финале навытяжку перед Маддом, спасшим остров от эпидемии. Был ли Гомер реакционером? Глупый вопрос. А Форд — Гомер Юга, Итаки, куда возвращаются его Одиссеи.
"Узник острова акул" (The Prisoner of Shark Island, 1936)