Угроза национальной катастрофы заставляет таджиков стремиться к единству
В Таджикистане весна и безмятежное синее небо. Настрадавшееся за столько лет войны население ищет облегчения в мирном труде. Руководители страны воспевают интеграцию и Содружество, бизнесменов призывают вкладывать средства в полумертвую экономику республики, влачащей независимое существование уже пять с лишним лет. Радио рапортует: бесперебойно работает алюминиевый комбинат в Турсунзаде, начался сев хлопка, собран и своим ходом убыл в Россию первый автобус. Тем временем жизнь простых людей течет своим порядком: пусть рядом для кого-то плавят алюминий, добывают золото и драгоценные камни — им не хватает пропитания. Хлопком сыт не будешь, и где только можно потаенные делянки засевают опиумным маком.
Горький вкус независимости
Из всех бывших советских республик эта самая южная, самая сельская и бедная. В Союзе она оставалась до последнего; осенью 1991 года главой суверенного Таджикистана стал (как это заведено на постсоветском Востоке) первый секретарь республиканского ЦК. Сразу начались демонстрации, в первых рядах которых были немногочисленные, но самоуверенные местные демократы и куда более сдержанные люди ислама. Следующей весной Душанбе захлестнули митинги — и какие! Несколько недель на центральных площадях шли два враждебных друг другу круглосуточных митинга, и каждый громко требовал свое у оцепеневшей власти. "Предчувствие гражданской войны", — сказал бы бард; зато российские профессиональные служители демократии восторгались победоносным ее шествием по таджикской земле. Наведывались в Душанбе, радостно позировали в национальных халатах. Однако страсти оказались всамделишными (это вам не российская "революция с лицом Ростроповича"). Президента Рахмона Набиева смещали и возвращали, пролилась первая кровь, а обернулось это расколом и "межобластной войной". Дело шло к национальной катастрофе.
Кто такие таджики
Этнически коренное население Таджикистана довольно разнородно, и оттого понятие "таджики" несколько искусственно. Менталитет их имеет скорее регионально-клановый, чем общенациональный характер. Есть кулябцы, гармцы, каратегинцы, северные ("обузбеченные") таджики, обособленные памирские этносы и другие — со своими диалектами и другими особенностями; сунниты, шииты, исмаилиты. Особый вопрос — территориальный. Из всех среднеазиатских республик московская советская власть почему-то особо благоволила к Узбекской ССР, и ей еще в 1920-е годы отошла "таджикоязычная" область со знаменитыми на весь мир городами Самаркандом и Бухарой. Таким образом, партия Ленина--Сталина, даже не отдавая себе в этом отчета, внесла вклад в многовековое противоборство иранских и тюркских народов.
Больше всего таджиков, между прочим, проживает в Афганистане. Таджики уступают там по численности лишь пуштунам, с которыми соперничают за власть в стране. И те и другие (а не какие-то там абстрактные "афганские душманы") воевали не так давно с советским "ограниченным контингентом". И это оказывает огромное влияние на положение дел в Таджикистане.
За десятилетия советской власти в республике сложилось и закрепилось иерархическое распределение ролей по земляческому принципу. На какую карьеру могли рассчитывать уроженцы разных районов Таджикистана, говорит поговорка того времени: "Худжанд правит, Куляб охраняет, Гарм пишет, Памир танцует". Шутка шуткой, а северяне-худжандцы (те самые обузбеченные) всегда были в республике начальством.
Но вот все перевернулось — и обильно окрасилось кровью. В Москве с изумлением и ужасом наблюдали, как ставшая привычной "борьба партократов с демоппозицией" перешла здесь в ожесточенную межрегионально-клановую схватку за власть — с сотнями жертв, с десятками тысяч беженцев. Масштабная междоусобная "разборка" 1993-1994 годов привела к тому, что честолюбивые кулябцы оттеснили всесильных северян от кормила власти в республике.
Из их среды вышел Эмомали Рахмонов: недавний совхозный директор, он совершил головокружительную карьеру и в ноябре 1994 года был избран президентом республики. Земляки-соратники заполучили другие важные посты. Иначе и не мыслилось. Однако конкурировавший с Рахмоновым на выборах (вряд ли всеобщих) влиятельный северянин, экс-премьер Абдумалик Абдуллоджонов не признал их результатов, сочтя их фальсифицированными. Таджикский север наиболее развит, относительно автономен и пользуется покровительством Узбекистана; есть возможность опереться на соседа-патрона, не ввязываться в драку и ожидать лучших времен. Остальной же Таджикистан превратился в зону спорадических вооруженных столкновений. О контроле нынешней душанбинской администрации над Горным Бадахшаном (45% территории Таджикистана) с самого начала и речи не было. В некоторых других периферийных районах объявились и начали медленное продвижение к столице вооруженные отряды объединенной оппозиции. Состоят они в основном из гармцев, памирцев, тех, чьи семьи пострадали или бежали в Афганистан от произвола "победителей". У объединенной оппозиции есть связи с северянами, а через них и с Узбекистаном, внимательно следящим за развитием событий в Таджикистане и вокруг него. Президента Рахмонова в Ташкенте не жалуют...
Такова приблизительная канва событий, объясняющая настоятельную потребность в межтаджикском диалоге. Вместе с тем это лишь одна из граней сложной таджикской ситуации. Страна задыхается под грузом проблем: разгула преступности, не поддающегося контролю потока наркотиков и оружия, обнищания народа, паралича экономики, беженцев, эпидемий и тому подобного. Администрации Рахмонова не под силу заниматься всем этим, ей приходится отражать наступление противника и готовиться к еще худшему — чуть ли не к уличным боям. К тому же на значительную часть Таджикистана душанбинская власть не распространяется еще и потому, что там всем заправляют местные "авторитеты" или пришлые банды.
Диалог — это очень непросто
Три года назад (во многом по настоянию России) начался межтаджикский диалог. Переговоры прерывались и возобновлялись — то в Москве, то в Тегеране, то в центральноазиатских столицах. Тем временем напряженность в Таджикистане росла. Увеличивалось давление на российских пограничников с таджикской и афганской стороны. По мере приближения отрядов объединенной оппозиции к столице бои с ними становились все более ожесточенными. В самом Душанбе участились убийства российских военных.
Страна приближалась к краю пропасти, обе противоборствующие стороны не могли не видеть этого. Что-то за это время поняла и Москва: не давая переговорам завязнуть и остановиться, она заметно скорректировала свою первоначальную "прорахмоновскую" позицию. И как выяснилось, ко всеобщему благу; во всяком случае, высокой оценки заслуживает ее терпение и дипломатическая выдержка. То же можно сказать и о российских военных, в течение ряда лет удерживавших таджикскую ситуацию от сползания к хаосу.
Долгожданный успех был достигнут на состоявшемся месяц назад шестом — московском — раунде переговоров. Предвестником его была личная встреча Рахмонова с лидером объединенной оппозиции Абдулло Нури в Мешхеде (Иран). Затем — тяжелейший переговорный марафон в Москве и заключение соглашения по блоку военных вопросов. На его подписании присутствовал глава МИДа России Евгений Примаков. А в Таджикистане в те дни происходило что-то невиданное: президентская гвардия и отряды объединенной оппозиции устроили совместную горную охоту на "братьев-разбойников" Содировых, вздумавших объявить себя "третьей силой". Угроза возникновения "третьей силы" и стала одним из факторов, подстегнувших переговоры.
С Кораном в башке и "стингером" в руке
Есть и другой фактор, многое объясняющий. Речь идет о пуштунском движении "Талибан", поведение которого в Афганистане стало откровенно угрожающим. Финансы у талибов — саудовские, матобеспечение — от пакистанцев, а идея, говорят, американская. Успев уже прибрать к рукам три четверти страны вместе с Кабулом, это очень хорошо вооруженное исламское движение прервало недавно переговоры с лидерами афганских узбеков и таджиков (генералом Дустумом и Ахмад Шахом Масудом) "ввиду их бесперспективности".
Параллельно талибы провели подготовку к последнему "победному броску на север" — точнее, прорыву к северо-западным и северо-восточным территориям, прилегающим к границе СНГ. По некоторым данным, бои там уже начались. Эта ситуация (при неясности подлинных намерений талибов) вызывает серьезную озабоченность и уже была предметом специального обсуждения министров обороны России и центральноазиатских государств. Обсуждали проблему и на самом высоком уровне. Особенно встревожен Узбекистан, который принимает срочные меры военно-мобилизационного характера. Но в первую очередь опасность угрожает именно таджикам, причем по обе стороны границы. При определенном развитии событий граница может быть попросту сметена огромным потоком беженцев. Это почти наверняка приведет к "афганизации" Таджикистана, национальной катастрофе для таджиков, этнополитической дестабилизации всего региона и взрывному расширению конфликтной зоны.
"Грозящая катастрофа и как с ней бороться" — такой девиз мог бы украшать зал в Тегеране, где сейчас проходит седьмой раунд межтаджикских переговоров. На повестке дня "политический блок" и прежде всего легализация входящих в объединенную оппозицию политических партий. Единство сейчас нужно таджикам как воздух. Зто в Таджикистане сейчас начинают понимать все, включая и недавних врагов.
СЕРГЕЙ Ъ-ИВАНОВ