Театральная премьера в Петербурге
В петербургском театре "Русская антреприза" имени Андрея Миронова прошли премьерные спектакли "Секонд-хэнд" театральной компании "Комик-трест". Постановка режиссера Вадима Фиссона в оформлении художника Бориса Петрушанского, соединившая клоунаду, пантомиму и танец с острой психологической акцентировкой ролей, обещает стать одним из главных событий театрального сезона Петербурга.
Поначалу ничто не предвещало хорошего. Во-первых, двое из создателей спектакля — режиссер Вадим Фиссон и актриса Наталия Фиссон, они же — театральная компания "Комик-трест", давно в Петербурге не были.
Фиссоны провели год в Германии, работая по контракту в европейском шоу "Pomp Duck and Circumstance", объединившем театр, ресторан и цирк. К тому же, возвратившись, не ринулись сразу в бой, еще неся на себе отблески европейского успеха и динамичность ежедневного шоу. Некоторое время они осматривались, периодически отправляясь в Европу на клоунские мастер-классы. Потом почти год просидели в лаборатории, готовя себя и двух других актеров к спектаклю. За это время, надо заметить, театральную чету несколько подзабыла не только публика, но и профессионалы. Хотя их первый спектакль, поставленный до отъезда,"Чушь во фраке" — "кабаретное представление в стиле тет-а-тет" — был признан лучшей постановкой года (вместе с "Бесами" Малого драматического театра режиссера Льва Додина). Сделать так, чтобы второй спектакль был на уровне первой удачи, казалось почти невозможным.
Любимый город
Новая постановка затронула одну из самых болезненных и нервных для города тем. Все в Петербурге сейчас остро переживает свое явное обнищание по сравнению с невиданным расцветом Москвы, отдаваясь прощанию с созданным мифом. Петербург так долго называли городом с областной судьбой, что это нехотя, но признали, сохранив в глубине души амбициозную, надрывную веру в него как в духовный центр отчизны.
Внешняя жизнь этому явно противоречит. Маленькие зарплаты и притеснения со стороны властей, взваливших на петербуржцев эксперимент с удвоением квартплаты. Общий вид города, по-прежнему прекрасный ночью (будь она хоть белой, хоть свинцово-серой), при дневном свете оставляет желать много и много лучшего.
Дух города бьется между молотом претензий и наковальней амбиций, замирая только в одном месте: на театральной площади в виду неумирающего Мариинского театра. Там имперская стать жива и поныне, ошеломляя перечнем прима-балерин и оперой, преодолевшей высоту европейской планки. Остальной Питер запоздало грезит о былом величии.
В Петербурге больше не увидишь роскошного городского сумасшедшего, шествующего по Невскому в черном лоснящемся фраке с бумажной орхидеей в петлице и раскланивающегося со встречными интуристовскими автобусами. Никогда больше в вечернем троллейбусе не упрекнет пьяный брезгливо отстранившегося пассажира: "А Достоевского ты так и не понял".
Одна российская журналистка, последние годы работающая в Италии, заметила после месяца, проведенного в отечестве, что в Воронеже все рассказываемые истории заканчиваются фразой "и он спился", в Москве — "и он разбогател", а в Петербурге — "и он сошел с ума"...
В Питере уместно прибедняться, быть несчастным, придавленным и пришибленным жизнью. "Мы, конечно, бедные, но гордые. Бедные, но честные. Нищие, но духовные". Нам так надо. Надо так. Зевать в филармонии, умирать от скуки в очень культурных театрах, глотать спертый воздух обязательных интеллектуальных бдений. Так надо, потому что мы — петербуржцы. Потому что как же иначе нам быть бедными и гордыми? Кто же иначе эту нашу неизбывную духовность заметит?
"Секонд-хэнд"
Наглое и, как утверждает композитор Александр Журбин, крайне опасное для театрального спектакля название отвечает его содержанию впрямую.
Три персонажа, три клоуна, три маски — мечтательный интеллектуал, решительный истерик и милитаризованная madame — люди подполья, обитатели дна, дети подземелья. Их жизнь разворачивается в обрамлении картонных стен петербургского "бомжатника".
Тема "маленького человека", однако, здесь предстает в решительно новом обличье. Возможно, создатели спектакля знакомы с последними исследованиями в области психологии, утверждающими, например, что девяносто процентов клошаров осознанно не желают вставать на путь цивилизованной и добропорядочной жизни. Или авторы интуитивно следуют традиции Марка Твена с его романтическим бомжом — Геккельбери Финном.
Во всяком случае "Секонд-хэнд" без сожаления отбросил набившие оскомину приемы (в том числе и жанровые) обращения с более чем привычной для российского зрителя темой.
Нынешних обитателей дна категорически не за что жалеть. Напротив, новый "маленький человек" вышел обаятельным, жизнерадостным и неистощимым на выдумки. Пока зал рыдал от смеха и плакал от счастья, герои устраивали показательные бои, вооружившись тампоном "Tampax", двигали взглядом чугунные утюги и превращали старое пальто в эротический аксессуар под звуки голоса Сэм Браун. Здесь, в андерграунде новорусской жизни, происходило, если угодно, воскрешение мифа о русской душе, одухотворяющей все, к чему бы она ни прикоснулась.
Три персонажа спектакля ассоциировались и с традицией commedia dell`arte, и с блоковским "Балаганчиком". Актеры выражали свои мысли и чувства жестом, танцем и даже классическими балетными па. А их внятная и остроумная речь взрывалась "гэгами" так часто, что этого хватило бы на несколько обычных спектаклей.
Немудрено, что публика реагировала бодро и открыто. Ей наконец-то весело и добродушно, без трагического залома рук и апокалиптических пророчеств объясняли, что жизнь есть жизнь, в какие бы одежды она ни рядилась. Что человек способен остаться человеком, в какое бы подполье его судьба ни занесла. Что "маленький человек" — это звучит гордо, в конце концов.
Актеры
В спектакле есть и пронзительность. Без нее "гэги", розыгрыши и россыпь изобретательно придуманных номеров не вышли бы за рамки развлекательного жанра. Есть и острая психологическая наблюдательность, без которой маски не обрели бы к финалу трогательность человеческих лиц.
Зацикленного исключительно на себе, любимом, истерика (Игорь Сладкевич), оказывается, способно беспокоить самочувствие других. Отмороженно-медлительный интеллектуал (Николай Кычев) обнаруживает недюжинный темперамент и прямо-таки дионисийскую страсть к танцу. А потерявшая признаки пола милитаризованная особа (Наталия Фиссон) временами заставляет зал замирать от нежнейшего трепета.
Впрочем, Наталия Фиссон получила приз как лучшая актриса на Фестивале балтийских стран еще за спектакль "Чушь во фраке". С тех пор ее клоунское и актерское мастерство приобрело отточенность. Но и два ее партнера — Николай Кычев и Игорь Сладкевич, до сих пор мало известные петербургскому зрителю, этот уровень держат обаятельно и достойно.
Кода
По "Секонд-хэнду", как по лакмусовой бумажке, опускаемой в психофизику зрителя, можно судить о его (зрителя) душевном состоянии. Спектакль — своеобразный тест на психологическое здоровье.
Добавить к этому можно лишь то, что любимый город теперь действительно может спать спокойно. Невидимая революция уже началась.
ОЛЬГА Ъ-ХРУСТАЛЕВА