Артем Тарасов: мы убивали хозяйственную систему СССР

По мнению первого советского легального миллионера, оплотом капитализма в России были кооператоры, и после его легендарного выступления в программе "Взгляд" и последующего массового истребления кооперативов капитализм кончился, не успев начаться. О своей роли в этой истории, потраченных миллионах и намерении прожить до двухсот лет Артем Тарасов рассказал специальному корреспонденту "Денег" Екатерине Дранкиной.

Последние восемь лет вы живете в России. Чем занимаетесь, с кем из старых знакомых общаетесь?

— Старых знакомых мало осталось. Если говорить о тех, с кем мы начинали бизнес, то уже нет почти никого. В России, во всяком случае. А занимаюсь я очень интересным делом: у меня компания "Институт инноваций", с помощью которой я зарабатываю деньги и направляю их на поддержку инноваций. Сейчас изобретатели — мой основной круг общения. Это люди-изгои, они никому не нужны, над ними смеются, хотя они-то и являются национальным достоянием России. Вот, например, сделали именем нарицательным Виктора Ивановича Петрика. А он на самом деле выдающийся человек. Возможно, в нем половина от Остапа Бендера и половина от Ломоносова. Но эта вторая половина вполне заслуживает быть гордостью нации. И еще пять-шесть таких людей осталось в России. Среди проектов, например, есть технология, которая позволяет решить проблему голода в мире, так как превращает любую органику в полезную белковую пищу для людей, даже опилки. Или есть первый и единственный в мире эталон для измерения одной десятой доли нанометра. Или технология продления жизни человека до двухсот лет. Я применил ее на себе: очень интересно посмотреть, как в нашей стране в ближайшие сто лет будут развиваться события.

На свои средства поддерживаете проекты или привлекаете деньги?

— В основном на свои. Привлечь был бы рад, да у нас система такая, что люди, оставшиеся за пределами какого-нибудь "Сколково", оказываются вдали о кормушки, что бы они ни изобрели. Во всем прослеживается чиновничья логика, а она предполагает не результат, а сплошной распил. Я бы тоже распилил бюджет для пользы дела, не побрезговал, но пила не в моих руках. Ну вот, например, недавно принесли мне лекарство от СПИДа — очень даже реальный проект, проверено на людях, только акт никто не захотел подписывать. Если бы государство выдало хотя бы 100 млн рублей на такой проект, я бы согласился на откат в 90%, а 10% хватило бы на сертификацию и клинические испытания лекарства. А что, раз эта практика безнаказанно существует, почему бы не сделать такую оферту публично? А своих денег на все не хватает...

А как же, извините, слава первого советского миллионера?

— Так когда это было! За границей жил долго. Там глупые инвестиции сделал, обворовали международные аферисты, потратил на глупости, опять же. В Лондоне русская жизнь, знаете, какая дурная? Там есть магазины, где только русские и арабы покупают вещи — не в десять раз дороже обычного, а в пятьсот! Самым богатым англичанам и в голову не придет тратить такие деньги. А дома наших зажиточных ребят? У меня был маленький по эмигрантским понятиям дом: всего пять этажей, на каждом по две комнаты с террасой. Так, нищета по тамошним меркам. А у моего друга был большой дом, он там жил с пятью домочадцами. Я посчитал как-то — у него в этом доме 13 туалетов... Клубы, казино, я сам ходил туда как на работу восемь лет подряд. Вот такая глупость и тоска.

В первую эмиграцию вы были вынуждены уехать после того, как в 1989 году в программе "Взгляд" рассказали, что вместе со своим заместителем получили за последний месяц по три миллиона рублей зарплаты. Зачем вы это сделали?

— На программу "Взгляд" я пошел один, чтобы обезопасить свой коллектив,— мы уже находились в зоне риска, и безопаснее было тогда вынести историю на публику. Я рассказывал много раз, что в том месяце мы узнали о готовящемся постановлении, по которому лимит наличности в кооперативах сокращали до ста рублей в день. То есть фактически это убивало наш бизнес. А у нас на тот момент было 78 млн рублей на счету. И мы выдали себе эти деньги в виде зарплаты, чтобы иметь наличность на весь год. Заплатили налоги, я налог на бездетность заплатил 180 тыс. руб., а мой зам, член партии, еще и партийные взносы с этой суммы — 3%, 90 тыс. Сейчас, если индексировать, наверное, были бы те же суммы, только в долларах. И это привело в ярость партийных боссов. Нас начали трясти все подряд: КГБ, прокуратура... Меня хотели посадить, пытались подвести под статью о хищении госсобственности. По этой статье в Советском Союзе расстрел полагался, между прочим. И хотя никаких бюджетных средств мы в глаза не видели — из двух десятков направлений деятельности кооператива "Техника" ни одно с бюджетом не было связано,— подвели бы точно, такая злость была. Несколько лет не могли этого забыть, уже когда я уехал в эмиграцию, за мной следило ГРУ, ни больше ни меньше, хотели привезти назад и устроить показательный процесс, если бы путч победил.

Как же другие кооператоры из этой ситуации выпутывались — в программу "Взгляд" ведь никто не пошел больше?

— Да в тот момент, собственно, кооперативный этап и закончился. В моем лице увидели новое опасное явление и начали закрывать по 300-400 кооперативов в день. И Горбачев отрекся от кооператоров — вскоре выступал на заводе в Кировске и говорил, дословно: "Никогда зарплата советского человека не превысит 10 тыс. рублей в месяц".

И что вам сказали после эфира братья-кооператоры?

— Кто-то сказал, что зря я вылез, не надо было так подставлять всех. Но другие сказали, что все правильно, нужно было встряхнуть общество, показать, что можно зарабатывать, не бояться. И знаете, кто еще сказал спасибо? Красные директора. Они тоже увидели, что зарабатывать можно миллионы, если только изменить форму собственности. Меня до сих пор любят коммунисты, они говорят: "Честный кооператор Артем Тарасов". Да и народ меня поддержал, потому что в итоге меня депутатом избрали, а потом, из Лондона, и в Госдуму, и я смог вернуться. Тогда еще выборы соответствовали своему названию, по сути...

Но избрали ненадолго. Потом была попытка баллотироваться в президенты на выборах 1996 года — и новая эмиграция. Жалеете, что настроили против себя власть? Ведь могли бы стать олигархом...

— Хоть я и игрок, сыграть в игру "Жизнь или смерть" при равных шансах не захотел. Возможно, я мог бы стать олигархом, если бы не уехал, но шанс быть убитым или посаженным в тюрьму был таким же. Я не понимаю людей, которые так играют. Я, например, считаю, что Ходорковский гораздо больше принес бы пользы и себе, и стране, если бы не сидел сейчас в тюрьме, а жил в Лондоне. Да, эмиграция не сахар, но это все же не тюрьма и не смерть.

В одном интервью вы говорили, что в 90-е у нас был первобытнообщинный капитализм, его сменил рабовладельческий, и когда-нибудь мы доберемся такими темпами до капитализма нормального. Вы действительно считаете, что мы развиваемся по этому сценарию?

— Пожалуй, сейчас я уже так не считаю. Если я так говорил, то, наверное, перерос это утверждение. Я не ученый-экономист, а практик, мне кажется, что строй, который у нас сейчас,— это совсем не капитализм. И не потому, что у власти люди недостаточно демократичные, или нелиберальные, или какие угодно еще. Политика имеет очень мало отношения к практической экономике и реальной жизни. В социалистическом Китае сейчас гораздо больше капитализма, чем у нас. И в Чили при не сильно демократичном Пиночете тоже было больше капитализма. Я не связываю отсутствие прогресса в экономике с отсутствием либерализма во власти. Кто тобой правит — не важно, главное, нужны четкие правила, свободы и реальная, а не подкупная конкуренция. Капитализм — общество производящее, где главным действующим лицом является создающий рабочие места предприниматель. А у нас главные действующие лица — это богатые чиновники, которые ничего не создают. Богатые чиновники — нонсенс для всего мира, и выдумывать название для такого строя — тут я теряюсь. Думаю, нам нужен новый Карл Маркс, который описал бы нашу новую модель общественного строя и спрогнозировал, куда мы движемся.

Как вам кажется, когда мы свернули со столбовой дороги — в 2000-е или в 1990-е?

— Мне кажется, еще раньше. В конце 80-х, когда началась номенклатурная приватизация. Люди, поделившие государственную собственность и финансы, не хотят и не могут ничего производить, то есть развития страны обеспечить не могут. Они создали спекулятивный коррумпированный общественный строй и правящий чиновничий класс. А вот кооператоры предназначались совсем для другого.

У меня недавно вышел спор с Сергеем Кургиняном. Он говорил, что первые кооперативы создавались криминалом, теневиками и бандитами. Это не так. Конец 80-х — вот этот мой капитализм, с которого все начиналось, это был очень светлый период в России, когда в кооперативы пошли инженеры, кандидаты наук. Все остальные смотрели на нас и крутили пальцем у виска, дескать, с ума сошли — делать все легально, регистрировать предприятия. А тогда были очень мощные идеи, которые могли бы воплотиться в новое качество развития страны; если бы кооперативное движение не убили на взлете, мы жили бы сейчас в развитом капитализме с человеческим лицом.

Но кооперативов было не так уж и много — трудно судить, как они справились бы с ролью фундамента экономики...

— Во-первых, нас было достаточно много. В 1989 году я был выбран первым заместителем председателя Союза кооперативов СССР. Мы фактически занимались насаждением капитализма и знали, что происходит. У нас было 6 млн человек в ассоциации, и эти люди создавали почти 5% валового национального продукта. В организацию входили все республики Советского Союза, мы были независимы, у нас была независимая газета — "Коммерсантъ" (Артем Тарасов был соучредителем газеты "Коммерсантъ".— "Деньги"). И у нас, между прочим, была ответственность. Мы понимали, что наша деятельность приносит определенный вред. Мы убивали хозяйственную систему СССР. Потому что, как только кооператор приходил на предприятие, он занимал лучший кусочек цеха: к нему уходили лучшие инженеры, он перетягивал к себе лучшие виды сырья и лучшие технологии, и в итоге этот маленький кусочек процветал, а весь завод загнивал. Мы это видели, и мы были нормальные люди, мы не пытались угробить страну, в которой живем. Мы придумали идею свободных экономических зон. И неизвестно, кто был первым, мы или Китай. Мы писали письма Горбачеву, Павлову, Рыжкову с предложением создать такие резервации, в которых был бы разрешен капитализм. И нас неожиданно поддержали в Республике Коми. Там в 1989 году начались забастовки — шахтеры вышли на улицы с плакатами "Все мыло и спички съел кооператор". Мы поехали в этот регион, поговорили там с людьми и подружились с ними. Шахтеры тогда переписали плакаты — слово "чиновник" вместо "кооператор". А в правительстве мы стали просить отдать нам этот регион для особой зоны. И мы обещали довести уровень жизни в Коми до уровня жизни в Австрии. Не дали. А если бы поддержали кооператоров тогда, не загубили движение, а вместе с ним — могучую индустриальную экономику, все могло бы совсем по-другому получиться, она бы стала со временем снова эффективной.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...