Премьера у Михаила Козакова

"Думаю, мне надают тумаков и в Москве"

Московская премьера антрепризы Михаила Козакова
       В воскресенье в Театре имени Пушкина состоялась московская премьера спектакля "Возможная встреча" по пьесе Пауля Барца в постановке Михаила Козакова. Вернувшись в Москву после нескольких лет жизни в Израиле, он организовал на родине собственную антрепризу, которая совместно с агентством "Арт-клуб ХХI" представила новый спектакль. Наутро после премьеры корреспондент "Коммерсанта-Daily" РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ побеседовал с актером, режиссером и антрепренером МИХАИЛОМ КОЗАКОВЫМ.
       
       Пьесой-фантазией Барца о встрече Баха и Генделя Козаков не только вернулся на столичную сцену как актер и режиссер, но и открыл цикл "Человеческие комедии" в собственной антрепризе. На днях состоится премьера "Невероятного сеанса" Ноэла Коуарда, также поставленного Козаковым.
       
— Как вам родная публика?
— Доброжелательная, по-моему. Даже захлопали при встрече. Все определяет не финал, а дыхание зала.
       
— Сколько лет вы не выходили на московскую сцену?
       — О-о-х, долго... Если не считать концертов... Последний раз я играл в Театре имени Ленинского комсомола, в спектакле Глеба Панфилова "Гамлет" — Полония. Это был, наверное, восемьдесят пятый год. Так что лет двенадцать. Из "Гамлета" я тогда сам ушел. При всем уважении к Панфилову я не любил этот спектакль, я его совсем не понимал.
       
— Известно, что вы играли Тригорина на иврите. Непросто, должно быть.
       — Это еще что! В Камерном театре Тель-Авива я поставил "Любовника" Пинтера. Администрация театра рассчитывала привлечь русскую публику, и мы играли с актрисой Селезневой, тоже нашей. А потом, поскольку русской публики не хватало, нас "перевели" на иврит. И мы тот же самый спектакль должны были играть на другом языке. Они в театре даже не понимали, как это сложно, и иногда ставили в репертуаре так: сегодня по-русски, завтра на иврите. И мы иногда, играя по-русски, вставляли слова на иврите, а играя на иврите, я начинал по ходу переводить с русского сам...
       
       — "Возможную встречу" вы уже ставили в Израиле и играли там вместе с Валентином Никулиным. Вы не пробовали залучить его сюда?
       — Залучить-то его не проблема. Я думаю, он хотел бы здесь работать. Но ему негде жить в Москве. Уезжая, они продали квартиру. Его семья хочет жить там, в Израиле. Приглашать же его на каждый спектакль очень трудно, тем более когда здесь все так непредсказуемо.
       
       — В прошлом году было объявлено, что вы поступаете в московский Театр имени Маяковского. Почему же возникла ваша собственная антреприза?
       — Если я иду работать в репертуарный гостеатр, то я, народный артист РСФСР, буду получать, ну, допустим, даже миллион. Я должен буду играть в репертуаре и при необходимости, скажем, срочной замены спектакля вынужден буду отменить концерт. Я тогда просто не прокормлю семью.
       
— Но можете ставить только то, что заведомо должно иметь успех у публики.
       — Я всегда об этом думаю. Мне может понравиться пьеса Беккета, какая-нибудь замороченная. Но я не решусь ее ставить в антрепризе. Если же я хочу делать что-то элитарное, я буду читать, скажем, Бродского.
       
— Элитарная публика может не простить вам имен Коуарда и Барца на афише.
— А мне и не простят.
       
— Вы готовы к этому?
       — Это я уже прошел в Петербурге, когда поставил там "Чествование" Слейда в театре Комиссаржевской. Думаю, что мне надают тумаков и в Москве. Пусть. Меня волнует мнение некоторых отдельных людей. И собственная самооценка. Вот и все. Я вообще считаю, что нет низких жанров. Играя Пауля Барца или Ноэля Коуарда, я не отступаюсь от своих принципов. Я играл в "Тетке Чарлея", в "Соломенной шляпке", и я не хотел бы, чтобы этих ролей не было, наряду с Дон-Жуаном или Кочкаревым в спектаклях Анатолия Эфроса.
       
— Но меру компромисса вы же не можете для себя не определить.
       — В одной из пьес, которую я ставил, персонаж-режиссер говорит персонажу-драматургу: "Ты написал замечательную пьесу. И публике понравится, и интеллигенция не очень разозлится". Хорошая формула. Так называемые крутые ко мне все равно не ходят и денег мне не дают. Поэтому я там не мог найти спонсоров и не слишком надеюсь, что сумею найти здесь.
       
       — Гендель в пьесе Барца выведен как честолюбец, растративший жизнь на придворную суету. В вас часто просыпается Гендель?
       — У меня свои комплексы и свои страсти. Конечно, под компромиссы Генделя я подкладываю свои компромиссы. Многое мне понятно. Например, страх премьеры. Страх оказаться ненужным. Страх того, что, как сказано в "Возможной встрече", когда становятся ненужными оперы, композитору приходится сочинять супы.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...