Геннадий Селезнев объяснил, как нам обустроить Намибию
Вектор, по Ожегову, есть изображаемая отрезком прямой математическая величина, характеризующаяся численным значением и направлением. Моего дядюшку вышибли из средней школы за то, что он на уроке матанализа огласил следующий стишок: "Наш директор чешет вектор". Спикер Российской думы обогатил научный термин еще одним значением, заявив, что выступает за "многовекторные международные отношения". Алгебраическими штудиями Геннадий Селезнев увлекся, гостя на краю света, — в Намибии.
Профессор Преображенский из булгаковской повести, как известно, ни в какую не желал помогать, как он выражался, "немецким голодранцам" и очень возмущался, когда этой помощи от него требовали. Геннадий Селезнев, судя по всему, вдохновлялся примерами иных персонажей — во всяком случае, он отправился в Намибию с очевидным намерением помочь намибийским коллегам, чем может. Таковые намерения немедленно по прибытии в далекую африканскую страну спикер и огласил или, лучше сказать, озвучил. Помощь выразилась главным образом в теплых, почти отеческих уверениях в дружбе — натурально, нерушимой и сотрудничестве — естественно, взаимовыгодном. Что касается роли, которую в этом деле должны сыграть парламентарии России и Намибии, — то она, разумеется, весомая.
Трудно сказать, какую реакцию у тамошних парламентариев вызвали раскаленные, как песок знаменитой черной намибийской пустыни, слова коллеги из далекой России. Я, узнав о речах нашего спикера в африканском далеке, несколько заволновался: а сумел ли переводчик передать весь колорит, весь образный строй селезневских пассажей? Много потеряли африканцы, коли не сумел! Чего только не наговорил наш Цицерон. Тут и прочная корневая основа, которую имеют российско-намибийские отношения, и мир, завалившийся на один бок после распада Советского Союза, и загадочная многополюсность, к которой этот самый завалившийся мир должен прийти — по всей вероятности, в результате дальнейших думских экспедиций. Конечно, географы с Охотного ряда таковы, что пару-тройку полюсов открыть им — раз плюнуть, но все же после этого многообещающего землеведческого изыска спикер поворотил к делам родной страны, а точней, родного парламента. Он уверил намибийцев, что российские депутаты "знают не понаслышке чаяния, надежды и горечь российского народа". Тут, видимо, намибийских товарищей проняло. Их спикер не остался в долгу, заметив, что "молодые демократии Намибии и России могли бы многому друг у друга поучиться, особенно в сфере законотворчества".
Картина, словом, была отличнейшая, идиллическая. Но говоря о селезневских гастролях, затруднительно удержаться от дальнейших литературных ассоциаций. Стилистика спикерских выступлений удивительно напоминала усилия гражданина О. Бендера по организации Междупланетного шахматного конгресса в городе Васюки. Однако причины излияний великого комбинатора в романе разъяснены просто и исчерпывающе: "Остап со вчерашнего дня ничего не ел, и потому красноречие его было необычайно". Причины селезневского васюкостроительства в другом: очень хочется быть хоть кому-то нужным, величественным, имперским и значимым. И роль большого белого брата кружит голову. Масса Селезнев пообещал намибийцам содействие в урегулировании вооруженных конфликтов на Черном континенте, похвастался стипендиями, выдаваемыми в Москве африканским студентам, а также заявил, что Россия будет "активно участвовать в разблокировании 'горячих точек' и оказании гуманитарной помощи африканскому населению". Как знаток народных чаяний, Селезнев едва ли стал бы произносить все эти величественные тирады перед, скажем, студентами российскими — они-то своих копеечных стипендий давно не видели, да и вообще настроения на родине скорее в духе профессора Преображенского: как-то не до гуманитарной помощи, своих бы прокормить. "Весомая роль", вздумай исполнять ее спикер на родных подмостках, могла бы привести к тем же результатам, что и васюкинский сеанс одновременной игры: "Побьют! Неминуемо побьют".
Впрочем, в Африке все прошло наилучшим образом. В связи с этим возникает мысль: отчего бы нашим депутатам в соответствии с рецептами литературного первоисточника не заключить конвенцию наподобие Сухаревской, подписанной детьми лейтенанта Шмидта? Поделить эдак все, да и отправиться по городам и весям далеких континентов. Кому-то, конечно, достанется — в качестве плодородного Бобруйска — непаханная Зимбабве, а кому-то повезет меньше и отправляться придется в почти безнадежный Кейптаун. И все же мысль заманчивая. И выгодная, для налогоплательщиков очень утешительная — жизнь-то в Африке подешевле московской. Обратных билетов народным избранникам можно не покупать.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ