"Теперь ситуация изменилась", — считает председатель военного комитета НАТО
Хельсинский саммит не поставил точку в споре Москвы с Западом о целесообразности расширения НАТО. Российско-натовские консультации продолжатся, едва президенты покинут финскую столицу. В воскресенье начинается рабочий визит в Москву председателя военного комитета НАТО Клауса Науманна, в ходе которого он проведет переговоры с руководством российского военного ведомства. Накануне визита КЛАУС НАУМАНН в эксклюзивном интервью "Коммерсанту-Daily" рассказал о своем видении перспектив расширения Североатлантического альянса на восток.
— Знаете ли вы среди московских военных кого-нибудь, кто бы был сторонником расширения НАТО?
— Должен признать, что лично я таких людей в Москве не знаю. Я заметил, что российская элита — политики, интеллектуалы, военные — единодушно выступают против расширения НАТО.
Но я бы скорее говорил не о "расширении", а об "открытии". Я уже давно и постоянно использую этот термин. Я вообще не понимаю, почему распространение демократии рассматривается в России как угроза.
Вы знаете, слова "экспансия" и "расширение" имеют географический оттенок. В результате возникает впечатление о том, что что-то движется на восток. Поскольку многие в вашей стране думают в терминах географической безопасности, у них возникает чувство, что экспансию необходимо отразить. Хотя на самом деле первыми за расширение НАТО выступили вовсе не страны — члены альянса. Некоторые наши партнеры в Восточной и Центральной Европе, например, Польша, начали говорить о расширении уже в 1991 году. Альянс никак не реагировал на это до 1993 года.
Но люди говорили, что они не чувствуют себя в безопасности и хотели бы иметь защиту. Мы рассмотрели проблему. Статья 10-я договора НАТО гласит, что альянс открыт для любого европейского демократического государства. А после того как российский посол в Праге (Николай Рябов. — Ъ) недавно заявил, что в случае расширения НАТО Россия может пересмотреть свои планы поставок газа и других энергоносителей Чехии, мы поняли, что проблема действительно есть. Язык угроз противоречит духу сотрудничества в Европе и только усиливает желание вступать в альянс.
— Вы полагаете, в Москве оценят вашу концепцию "расширения" как "открытия"?
— Я еду в Россию не для того, чтобы убеждать россиян, что "открытие" лучше, чем "расширение". Я постараюсь убедить их, что мы честны и искренни, когда говорим, что стремимся достичь стабильности в сотрудничестве с ними, а не против них.
— С кем вы встретитесь в России?
— У меня на руках пока нет полной программы визита. Я знаю, что встречусь с генералом Родионовым и начальником Генерального штаба генералом Самсоновым. Мне также сказали, что могут состояться встречи с Примаковым и Чубайсом, но точно я пока не знаю. Помимо этого у меня будет возможность встретиться с депутатами Думы: с генерал-полковником Громовым и председателем Совета обороны генералом Рохлиным. Я посещу военно-воздушную часть в Туле. У меня также будет возможность выступить в Академии Генштаба.
— НАТО — структура прежде всего военная, кого вы видите своим противником?
— Мы можем сказать совершенно четко, что мы не рассматриваем Россию как угрозу НАТО. Более того, поверите вы в это или нет (я думаю, что ваши читатели не поверят), у нас никогда не было врага. Мы никогда не рассматривали русский народ как врага. Но мы знали, что угроза существовала: по крайней мере, в 1988 году у бывшего СССР были наступательные военные планы. Но у НАТО были чисто оборонительные планы, и мы никогда не имели планов использования военной силы в целях агрессии.
Кстати говоря, силы НАТО, если они хотят пересечь международную границу даже в целях обороны, должны запрашивать специальное разрешение Совета НАТО.
Но в нашей западной системе решения принимают не только правительства: они должны быть утверждено парламентом. А в нескольких странах — членах НАТО участие в военных операциях вообще запрещено конституцией. Я думаю, немногие в России знают об этом.
— Но в России знают, что НАТО, несмотря на разговоры о реформе, продолжает оставаться военной структурой, да и возглавляемый вами военный комитет, наверное, не занимается благотворительностью?
— В первую очередь задача военного комитета является логическим следствием задач НАТО. А она сейчас состоит из трех элементов: коллективная оборона, управление операциями по разрешению кризисов и миротворческими миссиями, сохранение стабильности. Причем я думаю, что мы сохраним военный дух. Было бы заблуждением думать, что альянс трансформируется во что-то вроде ОБСЕ. Хотя кто-то, может быть, и мечтал бы об этом, но этого не будет.
— В НАТО бытует мнение, что российская оборонная промышленность производит прекрасное оружие и часто по более низкой, чем Запад, цене. НАТО могло бы использовать его?
— Я считаю, что российская продукция действительно хороша. Не вся, но во многих областях. Мы не можем указывать странам — членам НАТО, каким вооружением им пользоваться. Решение принимает сама страна. Если какое-либо государство захочет приобрести российское оружие, оно может это сделать. Но российская оборонная промышленность должна бороться за рынки.
В НАТО летают на МиГ-29. Этот самолет способен конкурировать с западными аналогами, но только по летным качествам, а не по цене. МиГ-29 — я летал на нем — прекрасный самолет, но двигатель приходится менять после 400 летных часов. Это слишком мало, а значит — очень дорого. Новый истребитель совместного производства Германии, Италии и Испании будет иметь резерв двигателя 6000 летных часов.
— Вы интересуетесь историей, и, наверное, должны понимать нашу озабоченность и неприятие расширения НАТО?
— Я понимаю, что исторический опыт ХIХ-ХХ веков привел к тому, что российские стратеги стремятся сделать все, чтобы на территории России никогда больше не велось войны. Это я прекрасно понимаю. Однако я не думаю, что когда сейчас продолжают мыслить категориями буферных зон — это лучший способ предотвратить конфликты. Кроме того, я хочу подчеркнуть, что некоторые мои российские коллеги с трудом могут понять сущность НАТО. Видимо, сильно искушение видеть в нем зеркальное отражение Варшавского договора с американским, а не советским привкусом.
Россия и СССР часто добивались уважения угрозами. Россию боялись — и поэтому уважали. Советский Союз не завоевал уважения своими культурными достижениями и уважением прав человека. Его уважали из страха перед военной мощью.
Теперь ситуация изменилась. Мы хотели бы достичь равноправия в Европе — Европе, свободной от демаркационных линий. В такой Европе мы готовы уважать Россию как друга, а не как страну, которую мы должны бояться. Это же совершенно разные вещи, и я надеюсь, что в ходе переговоров в Москве мы найдем путь к достижению взаимопонимания между российскими и натовскими военными. Мы должны это сделать для молодого поколения.