Какая архитектура нужна Москве — тайна даже для профессионалов
В своих выступлениях по поводу церетелиевских памятников мэр Москвы, не желающий выглядеть диктатором, все чаще апеллирует к мнению специалистов и рядовых москвичей. Большие столичные проекты городские власти, уязвленные насмешками прессы, обещают осуществлять только на конкурсной основе и после публичного обсуждения. Однако неясно, готово ли наше общество выступить в роли архитектурного критика, если даже профессионалы не в силах договориться, какая архитектура нужна столице.
К юбилею Москвы кураторы Архитектурной галереи решили устроить выставку, представляющую лучшие московские постройки за последние десять лет. Для чего проанкетировали представителей архитектурной общественности разных поколений, надеясь, что таким образом получат результат, "максимально приближенный к объективному".
Теоретически идея рейтинга, как средства достижения объективности путем простых арифметических действий, казалась обреченной на успех, однако на практике она оказалась просто обреченной. Во-первых, респонденты, среди которых были преподаватели Архитектурного института, ученые, критики, члены градостроительного совета и редколлегий архитектурных изданий, оказались не вполне осведомлены, что и кем строится сегодня в городе (и поэтому отчаянно списывали друг у друга названия лучших объектов). Во-вторых, на прошедшем позавчера в стенах Московского архитектурного института обсуждении они продемонстрировали столь различные представления о современной московской архитектуре, что расстались врагами.
Никто из выступавших, правда, не хотел выглядеть брюзгой, и все дружно отметили, что живой город, который мы видим сегодня, лучше города мертвого, в котором мы жили вчера. Далее ораторы, каждый в меру своей филологический одаренности, соревновались в подборе язвительных эпитетов к проявлениям этой самой живой архитектуры. "Архитектура четвертого мира" и "наш мачизм" показались мне самыми невинными. Причем одиозные столичные новшества, вроде всем миром осуждаемого памятника-гиганта и ужасов манежного комплекса, в расчет не брались — они были для архитектурного истеблишмента ниже критики как проявление властного волюнтаризма, с которым ничего не поделаешь.
А если поделаешь? Представим себе, что наш чуткий к критике мэр, не удовлетворенный решениями послушных ему градостроительных советов и соглашательством льстивого окружения, поставит на обсуждение архитектурной общественности какой-нибудь важный для города проект. И общественность явится в том же составе, как и в Архитектурный институт. Допустим также, что от некоторых радикальных предложений, вроде немедленной кастрации автора "ужаса с башенками во дворе Моссовета" или поиска какого-то "аутентичного дискурса", критики из уважения к мэрским сединам воздержатся. Но все равно результат обсуждения может быть только один — срочная остановка всего московского строительства до выяснения вопросов простых, но насущных.
Например, вправду ли хороша российская столица или она (так уж исторически сложилось) настолько ужасна с виду, что теперь ей решительно все к лицу. Нужно ли Москве проживать все стилистически непрожитое в двадцатом веке и строить, дома, допустим, в стиле ар-деко, которого город не освоил, или, не оглядываясь на упущенное прошлое, в ногу со всем миром стремиться в смутное архитектурное будущее. Какую Москву стоит считать настоящей — допожарную (имеется в виду пожар двенадцатого года), домодерновую, дореволюционную, доконструктивистскую, досталинскую, добрежневскую или дохрущевскую. Даже у меня, не раз сиживавшей на интеллектуальных собраниях, голова от такой ученой дискуссии пошла кругом. Хотя, признаюсь честно, не сдержалась и высказала непримиримое отношение к ненавистному мне архитектурному почвенничеству. И получила отповедь.
Писатель-остроумец Гилберт Кит Честертон делил людей на просто людей, поэтов и интеллектуалов. Просто людей он считал лучшей частью общества, поэтов поощрял за то, что они иногда бывают людьми, а интеллектуалу отказывал в праве считаться человеком, потому что он не в состоянии понять противоречий обыденной жизни и на все имеет правильный ответ.
Чуждая честертоновской резкости, смею предположить, что обсуждение в Архитектурном институте может служить моделью любого публичного обсуждения нового московского зодчества. И среди "просто людей" найдутся ревнители исторической застройки, стихийные западники-новаторы и убежденные пофигисты, благосклонные к любому архитектурному недоразумению на столичных улицах. И как ни расширяй круг респондентов, хоть за счет архитекторов-практиков, хоть опрашивая каждого прохожего, никакого правильного ответа на вопрос "Как нам обустроить Москву?" не получишь.
Что же делать в такой ситуации? Мне кажется, не строить. Забыть об эстетике. Повернуться к практике. Продолжить реконструкцию МКАД, заняться транспортными развязками в центре, повсеместно отремонтировать водопровод и канализацию, новые офисы банков открывать только в уже существующих зданиях, причем лучше в спальных районах. Это успокоит широкую общественность, которой какой дом ни возведи, какой памятник ни поставь — все не угодишь.
Для заинтересованных в результатах рейтинга, который, по мнению кураторов Архитектурной галереи, пока еще не окончателен, скажу, что в целом одобрены здания Московского международного банка (как проявление современного международного стиля), офис "Сибнефтегаза" на Красносельской улице (за то же), интерьеры ресторана "Атриум" и кафе "Ностальжи" (как чистый отечественный постмодернизм), комплекс "Газпрома", "Парк-плейс" на Ленинском проспекте и "Макдональдс" на улице Огарева (как характерные проявления витальности новой московской архитектуры) и работы мастерской архитектора Меерсона (за профессионализм).
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА