Как уже сообщал "Коммерсантъ-Daily", в ЦДХ на Крымском валу прошла Международная ярмарка современного искусства Art Moscow. В то же самое время в том же ЦДХ работал Второй российский антикварный салон, так что оба события воспринимаются как единое целое. Судя по тому, что организатором обоих мероприятий стало АО "Экспо-Парк", салон и ярмарка воспринимаются самими устроителями чем-то вроде сладкой парочки. В этом мартовская выставка в ЦДХ уникальна: впервые в России художественный рынок мыслится как единство, и любитель прекрасного, готовый платить за него деньги, может выбрать себе искусство по вкусу — от иконописи до самых свежих концептов.
Наличие художественного рынка является обязательной приметой западной цивилизации. Галереи, продающие искусство, столь же необходимы современному городу, как "макдональдсы" и супермаркеты. Улица антикваров и галерей — необходимая принадлежность Рима, Парижа, Лондона, Берлина и вообще любого приличного города.
В Москве такой улицей стал Старый Арбат. Впрочем, все хорошо знают, что продавалось и продается на Арбате, изначально отечественный художественный рынок был задан как лотошная торговля. Для того чтобы не потонуть среди ленинских бюстов и видов Василия Блаженного, все галереи, желающие быть или казаться цивилизованными, стали предпринимать попытки выделиться из общего арбатского потока и разграничить художественный рынок и рынок не очень художественный (или совсем нехудожественный).
Желание отделить чистых от нечистых растет все больше и больше, им было предопределено появление Первого российского антикварного салона, им же обусловлен и ярмарочно-салонный симбиоз, который можно было наблюдать на Крымском валу на минувшей неделе.
Старые мастера
Что касается Российского антикварного салона, то за короткое время, прошедшее между Первым и Вторым, он мало изменился. На нем можно увидеть те же вещи, что были и в ноябре, хотя ассортимент несколько расширился. Во Втором салоне гораздо больше участников, увеличился удельный вес петербургских антиквариатов. Столь успешное и бурное развитие салона объясняется тем, что, несмотря на постоянные сетования на отсутствие художественного рынка, торговля в ноябре прошла очень удачно. На этот раз за пять дней функционирования салона опять было заключено много сделок и довольно большое количество предметов было продано.
Во время Первого салона с радостью и гордостью можно было констатировать, что в России после долгого перерыва вновь появился антикварный рынок, и уже одного этого факта было достаточно. Сегодня этим фактом уже никого не удивишь, и поэтому следует попытаться его проанализировать, хотя сделать это достаточно сложно из-за его неоформленности.
Все те определения, которые были даны ноябрьскому салону, относятся и к мартовскому. Образ блошиного рынка еще продолжает определять отечественную торговлю антиквариатом. Никому в голову не приходит собрать ту или иную коллекцию предметов и предложить ее вниманию просвещенных знатоков. Над всем господствует случайность: ампирный стул, эклектический шкаф, модерновая люстра и рядом — показательный среднерусский пейзаж. Вот привычный набор, присутствующий практически на каждом стенде. Живопись — самое малоинтересное, что есть в салоне, графика почти отсутствует. Поэтому жалобы антикваров на то, что живопись почти не продается, вызывает мало сочувствия: для коллекционирования она слишком интерьерна, а для интерьеров — слишком безвкусна. То немногое, что приближается к среднему уровню европейского хорошего аукциона, стоит неадекватно дорого.
Наиболее популярным товаром на антикварном рынке продолжает оставаться мебель и обстановочные предметы вроде больших ваз и люстр. Теперь, во время Второго салона, можно уже говорить, что популярность именно такого рода вещей — характерная черта русского рынка. Самый ходкий товар — обстановка столовой и гостиной, то есть крупные, броские вещи, способные быстро создать определенный имидж культурной среды обитателя. Подлинность, так же, как красота и удобство, — качество вторичные. Какая-либо разница между классикой и неклассикой почти не прочитывается, то есть практически не важно, сделан ли стул в 1810 году или в 1910-м, — цена на них почти одинакова. Спрос на мебель определил расширение антикварного рынка за счет того, что реставрационные центры постепенно превращаются в мебельные мастерские, так как они настолько поднаторели в производстве недостающих деталей, что способны доделать не только ножки, но и все кресло. Антикварный салон таким образом превращается в мебельную ярмарку, и его главной задачей оказывается не формирование коллекций, а создание интерьеров.
Такого рода тенденция вполне объяснима. Как в петровские времена, когда часть российского общества, считавшая себя цивилизованной, испытывала острый дефицит в первую очередь в предметах репрезентативного быта, а уж потом — в произведениях искусства, так и сейчас, после долгого периода всеобщей убогости, возникает острая необходимость в культурной маркированности жилища. Примерами в этом случае являются музеи-квартиры, долгое время вообще бывшие единственными образцами приличных интерьеров в нашем отечестве. Основой мебелировки практически всех музеев-квартир является русская мебель первой половины прошлого века — золотое время русского быта. Шкаф красного дерева с мерцающим за стеклом Брокгаузом и Эфроном (красиво, декоративно, единообразно и безусловно культурно) — предел эстетических мечтаний просвещенного российского интеллигента. К этому пределу и стремится средний потребитель, имеющий деньги и хороший вкус, — его в первую очередь и старается удовлетворить отечественный антикварный рынок, тяготеющий к быту больше, чем к искусству.
Новые мастера
На этаж выше салона российского антиквариата расположилась Международная ярмарка современного искусства. Единство этих двух мероприятий тонко построено на парадоксах и контрастах. Салон подразумевает неспешность пространства, некую отчужденность от суетности сиюминутной выгоды, репрезентативность и светское напускное безразличие к прибыли. Ярмарка же, как известно, место, где оптом продается товар покупателям, затем распространяющим его поштучно. Салон — место для беседы, ярмарка — для торговли.
В ЦДХ все ровно наоборот. В салоне царит оживление и все забито предметами, от которых рябит в глазах, на ярмарке же — суровая стерильность белых стен и незаполненных пространств. "Якут-галерея" со свойственным ей эстетизмом вообще ничего не выставила, концептуальное ее отсутствие призвано иронизировать над посетителем, покупателем, устроителем, художественным рынком, художественной жизнью и искусством вообще. Остальное пространство заполнено также весьма относительно. Просторы вызывают уважение, но не рождают интереса. И главными на этой ярмарке оказываются специальные некоммерческие проекты, так как ее организаторы, по их собственному признанию, старались избежать "вовлечения в круг экспонируемых произведений заведомо коммерческих проектов, той салонной эклектики, которая получила большое распространение на российских выставочных площадках".
В то время, как наш салон тяготеет к мебельному магазину, наша ярмарка оказывается храмом чистого искусства. Желая отмежеваться от того Арбата, что царил на ярмарке в Манеже, гордые избранные галереи решают продемонстрировать качественную художественную продукцию. И понимая, что в этом мире это возможно лишь при полном бескорыстии, заполняют пространство заведомо некоммерческими проектами. А затем жалуются на отсутствие покупателей.
Как в любом благородном заведении такого рода, дело не обошлось без скандала. Видно для создания эффекта международности строгая отборочная комиссия, столь пекущаяся о чистоте ярмарки, решила представить наряду с американской и тремя немецкими галереями казахскую Kokserek. Алмаатинцы решили переплюнуть Европу в радикальности и на открытии зарезать барана. Европейская общественность, уже напуганная радикализмом Бренера и Кулика, столь печально окончившимся судом в Голландии, просила барана не резать и даже добилась формального согласия алмаатинцев. С восточным коварством казахи все же барана зарезали. Разразился скандал. Прогрессивная общественность, некогда весьма лояльно поедавшая поросенка в ныне притихшей галерее "Риджина", с помощью немецких галеристов прогнала казахов. Так варварство и изысканность, наивность и изощренность смыкаются в единое целое. Непонятным остается только одно — что покупать?
Для любого воспитанного ценителя современного искусства, хорошо усвоившего теоретические рассуждения критиков и искусствоведов, ответ ясен — покупать надо идеи, тонкий вкус и высокое качество, представленные на выставке. В одном из залов специальных некоммерческих проектов выставлена инсталляция Михальчука, состоящая из неплохих фотографий наиболее активных участников "наиболее актуальных тенденций современного искусства". Развешенные в алфавитном порядке (чтобы никому не было обидно), одинакового формата, под странным названием, напоминающем о реформах русского языка, "Многопортрет", они являют собой нечто среднее между "Афинской школой" Рафаэля и доской ударников коммунистического производства. Лица и имена этих людей, видимо, и есть тот товар, который должен был покупаться и продаваться на Art Moscow.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ