 |
| Авангардизм советского НЭПа - павильоны Новосухаревского рынка |
3 августа исполнилось 110 лет со дня рождения Константина Мельникова — единственного в истории российского архитектора, без оговорок признаваемого на Западе.
Реальное творчество Константина Мельникова укладывается в крошечный шестилетний срок. Первая работа, деревянный павильон "Махорка" на Всероссийской сельскохозяйственной выставке, появилась в 1923 году. Последние реализованные проекты, рабочие клубы "Буревестник" и "Каучук", датируются 1929 годом. За это время он выстроил еще три клуба, два гаража, Новосухаревский рынок и собственный дом в Кривоарбатском переулке в Москве. Почти все остальное — чертежи и эскизы.
"Почти" — это павильон СССР на выставке 1924 года в Париже. Вместе с Миланской триеннале 1933 года, на которою Мельников был приглашен показать свою персональную экспозицию вместе с 12 другими ведущими авангардистами мира (среди них были Корбюзье, Райт, Перре, Мендельсон), эта работа определила международную славу Мельникова. Он стал архитектурным лицом русской революции, обращенным на Запад.
Так продолжалось в течение первого десятилетия советской власти. Мельников жил долго, но больше ему строить не дали — до самой смерти в 1974 году.
 |
Кажется, нет ни одного крупного советского деятеля, пережившего движение советской культуры от 20-х к 30-м, который бы несколько раз не покаялся. Архитекторы вообще всегда были передовиками покаяния. Мельников не каялся никогда. Его творчество 20-х, ставшее самым ярким выражением архитектурного авангарда, естественно, не вписывалось в сталинский ампир. Но он с легкостью мог бы вернуться к классике, поскольку именно ей обучался в институте и успел до революции студентом поучаствовать в строительстве неоклассического корпуса завода АМО (нынешний ЗИЛ). Он этого не сделал.
В 60-е годы неоклассика закончилась. Архитектура жила хрущевским постановлением об излишествах — наследие конструктивизма воспринималось на ура. Советским архитекторам "оттепели" казалось, что наконец пришли новые технологии, материалы: и мы сегодня вновь начнем строить шедевры, как в 20-е, и нас полюбят на Западе. На своем юбилейном вечере в 1965 году, когда толпы архитекторов пришли поприветствовать Мельникова как живое доказательство этих надежд, он выступил так: "Наступает тупик творчества... Сейчас всюду строят по-современному. Все дома покрылись осклизлой гладью стекла, и этому бешеному стеклянному азарту нет предела. Жаль прежний мрамор — как тепел и глубок он в форме! А дерево! Представьте себе, какая была бы у нас сейчас Москва в своем естественном русском наряде". Его не очень поняли. То есть на руках носить продолжали, но строить не дали ничего.
Его ценили за то, что его ценил Запад. Но сам он Запад ценил мало. Та самая Миланская триеннале, которая его прославила, сделав одним из главных новаторов, которым суждено переделать мир, его очень не удовлетворила, особенно Корбюзье. Мельников считал, что он совершенно испортил архитектуру, привив ей отвратительный техницизм, прагматизм и рационализм.
 |
| Проект хрустально саркофага над гробом Ленина помог Мельникову дожить до 1974 года и умереть своей смертью в собственном доме |
Это был человек, до такой степени уверенный в собственной гениальности (в своих воспоминаниях он легко называл свои замыслы блестящими, а постройки удивительными), что смог спокойно просидеть 40 лет, ожидая, когда человечество дорастет до понимания этого. В результате собственное творчество Мельникова оказывается вне направлений, вне мод, его не с чем соотнести.
Кроме времени. Архитектура авангарда выросла из двух источников — авангарда в живописи и новой техники и инженерии. Она родилась в тот момент, когда в кубистских полотнах Брака и Пикассо архитекторы увидели нечто схожее с экскаваторами и паровозами. Мельников не любил экскаваторы, его архитектура родилась из одного авангардного искусства.
 |
| На Миланскую триеннале 1933 года Мельникова пригласили в числе двенадцати ведущих авангардистов мира |
У него нет ни одной симметричной постройки и проекта. Мельников делал первый саркофаг лежащего в Мавзолее Ленина (после войны мумию переложили в другой, но удостоверение, что он делал первый, помогло ему, по-видимому, прожить 40 лет при советской власти). Это хрустальный гроб, треугольная крышка которого как бы прорезана по диагонали второй, врезанной в нее крышкой. Этот архитектор не признавал идеи покоя — даже в гробу.
Его архитектура — это версия распавшегося на части мира, который куда-то летит. Фотографии дома самого Мельникова напоминают "Марсианские хроники". (Его планы, скажем, несохранившегося Новосухаревского рынка выглядят так, будто в центре рынка взорвалась бомба. Киоски отдельных торговцев разлетаются от взрыва в разные стороны, а они все торгуют, торгуют... При этом внутрь этой архитектуры поразительным образом вставлялись сюжеты дореволюционного русского быта.
 |
| Задний фасад клуба им.Русакова. В распоряжении Мельникова не было революционных технологий - только скверный кирпич и плохой бетон |
Эти торгующие в своих косоворотках и сапогах выглядят дореволюционными приказчиками.) В фундамент дома — "космического корабля" ведет люк, чтобы загружать туда картошку на зиму. Кроме того, в конце жизни Мельников перестал скрывать свою религиозность и наполнил этот "космический корабль" иконами.
В иное время такую архитектуру реализовать было невозможно. Нужно было, чтобы общество переживало себя, землю, на которой оно находится, пространство в том же ключе — как после Большого взрыва. В архитектурном синтаксисе Мельникова есть что-то платоновское: все слова стоят не на своих местах. Разъятый, взорванный мир, попытка поймать энергию разлетающейся материи и лететь на ней — не забыв запастись картошкой на зиму.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН