1 марта — день памяти Влада Листьева — опять обернулся патетическим поносом, оставляющим чувство мучительной неловкости. Как и ожидалось, очередную высоту по этой части взял ведущий субботнего "Времени" Сергей Доренко.
Русская традиция милосердна: над свежевырытой могилой можно говорить глупости вполне безнаказанно, сравнивая покойника хоть с Господом Богом, это — святое. Любые преувеличения будут оправданны, любой скепсис, наоборот, циничен. Разум великодушно приносится в жертву чувству по крайней мере сорок дней кряду. Но спустя два года подобное великодушие уже не так извинительно, равно как и съемки, прокрученные в непременном рапиде, с выражениями типа "вся нация долго не могла прийти в себя". Разум вступает в свои права. "Вся нация" сравнительно быстро пришла в себя даже после смерти Сталина, но Влад Листьев, слава Богу, не Сталин и ничем не заслужил такого идолопоклонства. К тому же спустя два года избыточная чувствительность сплошь и рядом обнаруживает свое небескорыстие: как говорил в этих случаях Баратынский, мертвецу кадят, чтобы живых задеть кадилом.
Впрочем, кого конкретно хотел задеть своим кадилом чувствительный Сергей Доренко, было уже не совсем понятно. Истерика по своей природе невразумительна и порождает только путаницу. Охваченный беспрерывной ажитацией, ведущий первого канала всю передачу на диво держал одну и ту же, самую высокую, ноту, напрямую взывая к многомиллионной аудитории: "Вспомните постоянные сообщения о новых и новых убийствах — на этой неделе тоже — и общество спокойно! Вспомните, как в Бельгии вся страна месяц за месяцем выходила на улицу с требованием наказать преступников. Вы же этого не делаете! Вы терпите! Мы терпим! Не значит ли это, что вы согласны с этим? Не значит ли это, что и власть, и нация глубоко преступны? Страну контролировала одна шайка — ее звали Политбюро. Теперь шаек много: правительство, солнцевские, милиция, измайловские, прокуратура, балашихинские... Кто не успел вступить в шайку — беззащитен!"
Апокалиптика — жанр, несомненно, выигрышный и, что называется, сценичный, к тому же подходящий для доренковского амплуа. Несчастливцев из "Леса" Островского, он настоящий трагик провинциальной антрепризы. Но беда апокалиптики в том, что она в принципе не рачительна. Бандитским шайкам, а также городу и миру можно один раз сказать: "Отказываюсь быть. В бедламе нелюдей отказываюсь жить. С волками площадей отказываюсь выть. С акулами равнин отказываюсь плыть вниз по теченью спин" и т. д. и т. п., после чего "творцу послать билет" и навсегда успокоиться. Последняя правда на то и последняя, что не выходит в еженедельном режиме по субботам. Но эффектно объединив в одной синтаксической конструкции "правительство, солнцевских, милицию, измайловских, прокуратуру и балашихинских", мудрено потом с политологической миной обсуждать возможного преемника Черномырдина: на фоне развернутой рыдательной апокалиптики самые существенные различия между Чубайсом и Строевым покажутся пустяками.
Пушкинская неприязнь к последней правде: "Да будет проклят правды свет... тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман" — прежде всего сугубо практична. Реальность нужно подымать до себя, чтобы ей хотелось соответствовать. Аналитику, выступающему по телевидению, волей-неволей приходится играть в респектабельную, "пиджачную" политическую игру: когда "правительство" и "солнцевские" пишутся через запятую, пора уходить в партизаны. Бескомпромиссный Доренко, впрочем, отрезал себе и этот путь: ведь "и власть, и нация глубоко преступны". Можно сказать, что минувшей субботой ведущий первого канала сделал себе харакири, но при этом решительно не заметил случившегося.
В воскресных политиках более всего поражает их безыскусный непрофессионализм. В этом смысле начавшееся сразу после "Времени" шоу "Преступление без наказания" перекрыло даже доренковские рекорды. То были только ягодки, фрукты, как говаривал Достоевский, оказались впереди. Задуманная как программа века, как совместная акция трех каналов — ОРТ, РТР и НТВ — передача с самого начала провалилась: вместо первых лиц прокуратуры, МВД и ФСБ пришли заместители. Поскольку со стороны телевидения собрались суперзвезды — шоу по очереди вели Познер, Киселев и Сорокина, а в роли студийных зрителей выступала добрая сотня знаменитостей, рассевшаяся по трибунам, — картина вышла явно асимметричной. Замах оказался сильнее приличествующего случаю удара. Раздосадованные, видимо, этим обстоятельством, звезды, наоборот, принялись молотить кто во что горазд.
В какой-то момент взявший слово политолог Александр Ципко назвал шоу спланированной антиправительственной акцией. Даже если это было так, то спланировали ее никудышно. Глобальный Киселев, отрекламировав свою алюминиевую эпопею, которую он мужественно ведет уже несколько "Итогов" подряд, задавал глобальные же вопросы: коррумпировано правительство или нет. Напротив, душевная Сорокина в соответствии со своим имиджем разворачивала чисто человеческие истории, выводя на сцену одну за другой действительно душераздирающих старушек.
На "большие" вопросы ведущего "Итогов" ответ возможен, но он не требуется, и так все ясно — и Киселеву, и силовикам; на маленькие житейские истории ответ, наоборот, требуется, но он невозможен, во всяком случае, в студии. Между этими двумя одинаково бессодержательными полюсами, одинаково риторическими фигурами и простиралось поле для разговора. Но оно никому не было интересно. Журналисты, окончательно превратившиеся в звезд, задают свои вопросы, менее всего желая слышать ответ. Зачем им такая малость, когда можно прямо с трибуны в красном пиджаке бросить наконец в лицо власти стих, облитый горечью и злостью. Не забыв при этом представиться членом президентского совета по помилованию, как то сделала бесстрашная Евгения Альбац. Словом, нужно было сообща всем очень постараться, чтобы такой самодовольный янычар, каковым поначалу предстал в передаче зампред МВД генерал Владимир Колесников, под конец выглядел чуть ли не беззащитной бедной крошкой.
На следующий день Киселев, не сумевший сразу возразить Ципко, подготовил в "Итогах" свой монолог на лестнице, дабы ответить человеку, "статьями которого мы зачитывались в тех старых, прежних 'Московских новостях'... А теперь, слушая Александра Ципко, мы, кажется, слышим бывшего ответственного работника ЦК КПСС". В отличие от Киселева и, к слову сказать, бывших ответственных партработников, я не слишком зачитывался статьями Ципко, всегда оставлявшими двойственное впечатление. Но надо признать, что на этот раз он был прав: "Мы, интеллигенция, хотели свободу, чтоб Женя Альбац нас разоблачала... и мы за это заплатили страшную цену".
Только невозможностью выдержать случившееся можно объяснить тот дивертисмент, который устроил в своем "Зеркале" Николай Сванидзе. Сославшись на съемочную группу, привезшую ему сувенир из Испании, он вдруг, прервав томительный политический анализ, достал из-под полы веер и стал им обмахиваться, репетируя свои действия на случай удушья. Так объяснил этот неординарный жест сам Сванидзе. "Дайте мне атмосферы", — говорила в таких ситуациях героиня Марецкой.
АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ