Мы обратились к трем из шести композиторов, вовлеченных в проект "Шуберт сегодня", — к тем, кто уже успел закончить свои произведения, — с вопросом, что им удалось найти у Франца Шуберта для себя и для Гидона Кремера.
Александр Вустин (Москва):
— Я написал для Гидона Кремера Фантазию для скрипки и камерного оркестра. И воспользовался в ней темой песни "Форель", как знаком Шуберта. Шуберт великий мелодист, первый и последний. Он завершает целую эпоху или находится на грани. По сравнению с классиками он кажется романтиком, по сравнению с романтиками кажется классиком. Шуберт — это вечерний свет великой музыки, закат, понимаете? Мой эталон формы — Бетховен. Но песенная форма Шуберта... Каким образом он мог выстраивать сонаты песней, мне непонятно. Я этого не могу. Для меня это актуальная композиторская проблема. Кроме того, догадываюсь, что Шуберт был человек исключительной привлекательности — хотелось бы сидеть с ним за кружкой пунша и просто быть около него. В своей Фантазии я использовал также подлинную фразу из его позднего письма (дирижер должен произносить ее в микрофон): "Ты спрашиваешь, почему я не пишу веселой музыки. Я не знаю, существует ли вообще на свете веселая музыка".
София Губайдулина (Аппен):
— Тот Экспромт, который я написала для Ирены Графенауэр и Гидона Кремера, выражает мое отношение к Шуберту. Получился как бы разговор между Шубертом (материал из Экспромта As-dur, op. 90 #4) и мной. При всей дистанции между собеседниками — временной, национальной, стилистической — "разговаривать" мне было удивительно легко и свободно. Именно эти два свойства, легкость и свобода, вместе с искренностью и естественной глубиной кажутся мне самыми важными у Шуберта. Это становится нам все нужнее в нашей жизни. В этом я вижу и особую актуальность музыки Шуберта сегодня.
Гия Канчели (Антверпен):
— Я должен был написать для Гидона и Олега Майзенберга произведение, которое звучало бы в цикле шубертовских вечеров. Подобные работы выполнили и некоторые мои коллеги. И все они так или иначе смогли использовать образ или тему Шуберта. А у меня ничего не получилось. Конечно, я написал сочинение: оно называется Time... and again ("Время... и опять"). Но Шуберт для меня оказался столь неприкосновенным, что, как долго и мучительно я ни старался что-то использовать из его богатейшего материала, я ничего не смог с собой поделать.
Ариберт Райман, Петерис Васкс и Леонид Десятников еще работают над своими партитурами. Для них юбилей Шуберта пока не стал своим праздником, как для Гидона Кремера и для нас.