Будь Владимир Лучин депутатом, ученым экспертом или просто частным лицом, его брошюра могла бы стать предметом интересной дискуссии об особенностях государственно-правового строительства в новейшей истории России, а право Лучина на высказывание хотя бы и весьма резких суждений по этой проблеме почиталось бы священным и неотъемлемым. К сожалению, статус Лучина несколько иной — он член КС, и доколе он занимает эту должность (о его шансах сохранить за собой это место см. стр. 1), он обязан считаться с теми существенными ограничениями, которые налагает на него занимаемый пост.
Весь смысл деятельности конституционного судьи — следовательно, и судьи Лучина — заключается в том, чтобы исследовать предложенные к рассмотрению законодательные акты на предмет их соответствия Конституции РФ, которая в рамках конституционного судоговорения рассматривается как истина в последней инстанции. Если Конституция есть документ совершенно неудовлетворительный, "фиктивный" etc., как то пишет Лучин в своей брошюре, то это значит, что правового эталона, с которым КС сверяет законодательные акты, нет в природе. Неясно тогда, чем же вообще занимается КС и какой смысл сверять законодательные акты с юридически ничтожной филькиной грамотой.
К тому же судья КС обязан воздерживаться от высказывания по предметам, могущим стать предметом рассмотрения в суде. В случае же если такие высказывания имели место, судья обязан заявить самоотвод, ибо есть опасность, что его вердикт окажется не результатом рассмотрения дела в суде, но будет предрешен его заранее публично заявленными пристрастиями. Данная норма касалась мнений по частным правовым казусам. Однако во всяком деле, рассматриваемом КС, изучаются как минимум два правовых акта: частный, ставший предметом данного слушания, и сама Конституция. Публично высказавшись о Конституции как таковой, Лучин по духу закона о КС взял самоотвод на участие во всяком деле, которое отныне будет подлежать ведению суда.
В своем самоотрицании коммунист и патриот судья Лучин впал в ту же ошибку, что демократ и либерал посол Костиков, который, будучи чрезвычайным и полномочным послом РФ, издал интересную книгу об особенностях внутрикремлевской политики. Костиков отверг основополагающий принцип дипломатической службы, согласно которому посол в принципе не имеет своего личного мнения по вопросам, могущим иметь политическое значение, но представляет исключительно мнение своего суверена, снабдившего его на это предмет верительными грамотами. Костиков пожелал личное мнение высказать, произвел отрицание себя как посла — и обоснованно получил от суверена отзывные грамоты. Что для посла его державный суверен, то для судьи КС — Конституция.
Трагикомический аспект данного казуса в том, что, сурово изобличив президента в игнорировании принципа разделения властей и недолжном понимании роли судебной власти, Лучин сам впал в совершенно недолжное понимание данной проблемы. Два, казалось бы, взаимоисключающих мнения об Основном законе, высказанные председателем СФ Егором Строевым ("Конституция — не икона") и председателем КС Маратом Баглаем ("Конституция — икона"), в действительности прекрасно сводятся воедино. Строев, как выборный начальник народа, выражает хоть мнение своего субъекта федерации, хоть свое собственное, не связан специальными прописанными в законе ограничениями и имеет полное право добиваться ревизии Конституции. Баглай, как лицо, связанное такими ограничениями, подобного права не имеет и ex officio обязан видеть в Конституции икону. Беда в том, что впавший в иконоборчество Лучин в упор не видит различия между судьей и народным представителем и искренне считает, что дозволенное законом Строеву или Зюганову в той же мере дозволено и ему.
Полтора века назад поэт писал: "Широки натуры русские,// Нашей правды идеал// Не влезает в формы узкие// Юридических начал". Мантия конституционного судьи тоже довольно узкая — иконоборец Лучин туда никак не влезает.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ