Соперничество двух российских столиц существовало на протяжении трех веков как тщательно поддерживаемая традиция. Меняясь вместе с обстоятельствами отечественной истории, конфликт Москвы и Петербурга, символизировавший когда-то борьбу западнических и почвеннических настроений, постепенно исчезает. И мы, похоже, вскоре лишимся этой обаятельной и безобидной национальной игры.
Старый спор между Москвой и Петербургом отразила почти вся классическая русская литература. Но наиболее показательно — так, что понятно и школьнику — он описан Львом Толстым. Аристократичная, холодная, европеизированная столица Российской империи, где обитают бездушные красавицы и жестокосердные чиновники-карьеристы, противопоставлена главным русским романистом хлебосольной и нерасчетливой, но доброй сердцем барской Москве — хранительнице правильного национального духа. Однако с толстовских времен в отечественной истории произошли такие катаклизмы, что Петербург перестал быть воплощением русского европейства, а Москва, превратившись в автономное государство в государстве, отказалась от обязанности быть главным русским городом.
Петербург — очень красивый город, сохранивший на своих улицах и площадях, несмотря на все пережитые трагедии советского периода, то, что принято называть архитектурным ансамблем. В центре "второй столицы" при желании можно не заметить даже самого факта существования этого периода. Более того, ограничивая свой жизненный маршрут переездом с Невского на Каменноостровский проспект, легко подумать, что город этот и не жил вовсе в двадцатом веке, а завершил свою историю перед первой мировой войной. За это его обожают туристы, этим гордятся петербуржцы, почитающие себя бескорыстными хранителями подлинной культуры, которой после октябрьского переворота больше как будто и не было. Нигде.
Москва красавицей не была, кажется, никогда. Конечно, у города дивный ландшафт, есть Кремль и несколько чудом сохранившихся архитектурных шедевров разных исторических эпох. Но не они отзывались в русском сердце, а бескорыстный московский дух, который нынче совершенно испарился. Столица давно уже превратилась в город прагматиков. Ее, в отличие от Петербурга, не любят, а используют.
За последние восемьдесят лет город штурмовали миллионы советских и постсоветских растиньяков, ведомых наполеоновскими амбициями и жаждой "московского снабжения". Многим из них повезло не меньше великого корсиканца, который, как известно, хотя и не подчинил себе Москвы, но инициировал пожар, способствовавший "ей много к украшенью". Поэтому здесь давно уже не осталось заповедных мест. Московские площади и улицы, многократно перерытые, перестроенные и переименованные, гармоничными архитектурными ансамблями похвастаться не могут. Зато каждый властитель страны и города оставил на них зримые следы своих представлений о прекрасном. Московский стиль (как архитектурный, так и жизненный) давно стал синонимом стиля номенклатурного.
И сегодня столица во власти пассионариев. Причем западные веяния проникают в нее с такой сокрушительной силой, что местные градоначальники особо озаботились сохранением русско-московского колорита. Но балясины входа в "Московское бистро", башенки и портики центральных столичных новостроек, евроремонт особняков московского модерна и даже бетонная глыба храма Христа Спасителя вкупе со свежевыстроенными Воскресенскими воротами и новехонькой Иверской часовней не могут противостоять бешеной интернационализации города. Кодако-сникерсовская реклама, транспортные пробки из иномарок, названия западных фирм на вывесках (пусть и писаные кириллицей), появляющиеся несмотря на все административные препоны здания современного международного стиля окончательно разрешили давно ущербный образ патриархальной Москвы.
А если Москва не желает обременять себя сохранением русского духа, а у Петербурга нет сил быть современным европейским городом, то историческое противостояние двух столиц становится исчезающей традицией, мифом, еще одним утраченным символом дореволюционной России. Несмотря на то, что отдельные жители двух замечательных городов не хотят признавать этого факта и важно надувают щеки.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА