Избранный в Думу депутатом от Тулы знаменитый разведчик в тылу врага ген. Коржаков посредством блиц-анализа немедля установил причины своего успеха: "Ходил по квартирам, заглядывал в холодильники". После визуального досмотра генерал тщательно вслушивался в то, что хозяева квартиры говорят о нынешней власти, ибо, по мнению разведчика, "только так можно было завоевать сердца туляков".
Хорошо, что туляки и ген. Коржаков нашли друг друга на жизненном пути, ибо в столичных кругах присущая ген. Коржакову манера ходить по квартирам (офисам, служебным кабинетам) и заглядывать в холодильники (сейфы, письменные столы, коробки из-под ксерокса) не только не способствовала завоеванию сердец, но, напротив, вызывала нарекания. Например, высокопоставленные сотрудники администрации президента РФ, чьим мнением касательно власти Коржаков интересовался столь же внимательно, как теперь мнением туляков, вместо того чтобы проникнуться любовью к начальнику ГУО, избравшему такой способ покорения чиновничьих сердец, напротив, сетовали, что в зданиях администрации им приходится обсуждать важные вопросы посредством обмена записками, сжигаемыми немедля по прочтении. Трудно понять, чем объяснить такую разницу в сердечных настроениях: то ли сердца туляков вообще легче поддаются завоеванию, чем сердца президентских помощников, то ли Коржаков еще не успел уснастить помещения, где проживают туляки, тщательно замаскированными "клопами".
Прослышав об избрании Коржакова, обещающего после обретения им депутатского иммунитета многократно увеличить поставки компроматов, главный санитарный врач Москвы Николай Филатов спешно созвал пресс-конференцию и указал, что хотя в Москве "пока не было зарегистрировано случаев бешенства ни среди животных, ни среди людей", тем не менее "проникновение инфекции бешенства в столицу вполне возможно".
Очевидно, опытный эпидемиолог Филатов опасается, что в ходе исполнения предвыборных обещаний Коржакова специализирующиеся на взаимополезном сотрудничестве с генералом "Новая газета" и ее золотое перо Александр Минкин впадут в последнюю, наиболее опасную стадию водобоязни.
Предыдущий покоритель сердец туляков, ген. Лебедь, равнодушно отнесся к успеху своего бывшего друга, ибо теперь Лебедь всецело увлечен разысканиями в русской истории. Согласно расчетам Лебедя, "Россия вступила в смутные времена в 1584 году, на следующий день после смерти Ивана Грозного. И они продолжаются уже четыре столетия. Люди научились только выживать, а не жить. Я верну им вкус к жизни".
Согласно базирующимся на личном опыте наблюдениям Достоевского, наибольший, прямо-таки страстный вкус к жизни испытывает осужденный, стоя на эшафоте, — так что обещание Лебедя выглядит несколько пугающе. Исторические же открытия генерала не столько устрашают, сколько удивляют. Со смертью Грозного русская земля отдохнула впервые после многих десятилетий террора и разрухи. Даже пресечение варяжской династии, наступившее в 1598 году со смертью царя Федора, еще не вызвало смуты — она началась лишь с 1603 года. Еще менее понятно, в какой степени царствования Екатерины II, Николая I, Александра III или Л. И. Брежнева — ведь смутные времена, согласно, Лебедю, тянутся беспрерывно, начиная с 1584 года — могут представляться олицетворением смуты, ассоциирующейся обыкновенно с полным отсутствием центральной власти, всесилием разбойничьих шаек, массовым голодом и всеобщим разорением. Если и сказанные царствования — смута, то что же тогда не смута? Причина столь удивительных исторических суждений Лебедя кроется в присущей генералу глубокой эстетической восприимчивости. Непосредственно на следующий день после своей бурной отставки Лебедь отправился в Малый театр смотреть трагедию "Смерть Иоанна Грозного", и финальная сцена трагедии, где над хладеющим трупом Иоанна боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев произносит: "Вот самовластья кара! Вот распаденья нашего исход!", настолько потрясла генерала, что, выйдя из театра, он навсегда заучил главную и единственную дату всей российской истории — 18 марта 1584 года. Узнай об этом автор трагедии, гр. А. К. Толстой, он испытал бы сложные чувства. С одной стороны, ему, как всякому автору, было бы, безусловно, лестно видеть всю силу действия, производимого его творчеством, но, с другой стороны, графу немедля пришел бы на ум собственный стихотворный призыв "Не дай мне, Феб, быть генералом, Не дай безвинно поглупеть!".
Генерала, с которым безвинно произошли такие умственные эволюции, извиняет то, что уснащение злободневных политических тирад историческими экскурсами почему-то все время приводит к эффекту, далекому не только от чаемого возвышающего душу действия, но даже и от простого приличия. Один из московских трудящихся прислал в "Литературную газету" краткую апологию московского мэра, где указал: "А все разговоры, что Лужков лезет иногда не в свои дела, например, в 'разборки' по Севастополю, то правильно делает: вспомните знаменитых московских градоначальников — князя В. М. Голицына, великого князя С. А. Романова, городского главу (вероятно, голову. — Daily) В. А. Долгорукова... Они прославили Россию государственными делами, находясь в столице-матушке".
Что до кн. Голицына и Долгорукова, то, кроме того, что их неувядающая слава в потомстве несколько преувеличена, неизвестно, чтобы они, находясь в столице-матушке, отвлекались от проблем городской ассенизации и наблюдения за нравственностью будочников, дабы смело требовать от Блистательной Порты немедленной и беспрекословной отдачи Константинополя с проливами или публично уличать высших сановников, облеченных доверием государя, в ужасных и неслыханных преступлениях. Упоминание же великого князя Сергея Александровича совсем смущает, ибо он был известен лишь двумя своими жизненными обстоятельствами: а) крайней склонностью к мужеложству; б) тем, что его взорвал бомбой социалист-революционер Каляев. Трудно понять, что тут именно служило к прославлению России.
Тем временем борьба за Севастополь претерпела логическое развитие. Теперь мэр призывает Украину "быть последовательной" и отдать России весь Крым. После того как Украина не замедлит исполнить требуемое, Лужков намерен "технически" воссоединить Россию с Крымом, "построив мост через Керченский пролив".
Onorata societa на о. Сицилия и так уже снедаема черной завистью при взгляде на строительство храма Христа Спасителя, церетелизацию, разработку ямы на Манежной, но мысль о подрядах и астрономических сметах на строительство четырехкилометрового моста через Керченский пролив окончательно сведет их с ума. Особенно стыдно сицилийским почтенным людям будет за бесцельно прожитые годы: они-то сами, сидя Бог знает сколько лет на своем благодатном острове, так и не додумались выбить ассигнования на строительство аналогичного моста через Мессинский пролив: очевидно, не столковались с калабрийской н`драгеттой. Эстетическое убранство предполагаемого сооружения может вызвать не меньшее волнение чувств, ибо очевидно, что по образцу Карлова моста в Праге или римского моста Св. Ангела четырехкилометровый мост-исполин с аналогичной густотой будет уставлен статуями работы Церетели. Ради такой захватывающей дух перспективы и с Украиной повоевать не страшно.
В преддверии нового и так недостающего России сюжета "Каховка, Каховка, родная винтовка, горячая пуля, лети!" очень важно должным образом подготовить работников СМИ на предмет должного освещения предстоящей победоносной кампании. Тут могут быть полезными советы писателя-патриота Василия Белова, отметившего, что Россия давно уже ведет Третью Отечественную войну с западным миром, тогда как поведение прессы в этой войне ниже всякой критики: "Возможны ли были в немецкой прессе нападки на германскую армию во время Курской или Сталинградской битвы? Нет, это немыслимо! А мы сейчас смирились с подобными (чему подобными, если тогда нападки были немыслимы? — Daily) нападками на армию, на государство, вообще на Россию..."
В германской прессе 1943 года многое было немыслимо — наличие Дахау, Равенсбрюка и тому подобных мест очень дисциплинирует. Многих может мутить от Елены Масюк, сюсюкающей с Басаевым, но ежели в качестве единственной достойной альтернативы Масюк предлагается "Фелькишер Беобахтер", то в споре между концлагерем и борделем всякий честный человек должен мужественно возвысить свой голос в защиту идеалов борделя.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ