Выставка "Приметы времени в жизни советского человека. 1917-1991" в Политехническом музее учит, как войти в историю
Кажется, в историю может войти кто угодно и как угодно. Даже кондукторы московских трамваев. Описывая плачевное состояние "городской железной дороги" и взывая к совести работников, руководство трамвайного парка писало в 1918 году: "На вагон ставят двух кондукторов, чтобы поднять выручку, но многие поставленные кондуктора смотрят на эту меру, как на облегчение своей работы и деньги собирают по очереди".
Это отчаянное воззвание — не единственный "железнодорожный" экспонат выставки "Приметы времени в жизни советского человека. 1917-1991", открытой в Политехническом музее до 9 февраля. Чего стоит, скажем, распоряжение, изданное 22 мая 1925 года "в связи с улучшением ситуации в стране": отныне гражданину СССР могли быть отпущены в одни руки три билета на поезда дальнего следования вместо положенных ранее двух.
Массовые послевоенные переселения, которые запомнились людям старшего поколения сплошной пеленой ужаса, оказывается, могли быть еще ужаснее — если бы не огромное множество директив, выпускавшихся самыми разными железнодорожными инстанциями. "9 марта на ст. Вышний Волочек переселенцы с детьми были посажены в вагон, предназначенный для других перевозок, в результате чего ночью производилась пересадка их". Благодаря безвестному автору этого документа на станции Вышний Волочек переселенцев не сажали больше в нетопленные вагоны и ветер не хлестал в разбитые окна. Одним героем у страны стало больше.
Мейерхольд, Троцкий и Дояренко
Всеволод Мейерхольд остался в официальной истории как величайший новатор театра, гений и мученик одновременно. Ниспровергатель и созидатель. У посетителей "Примет времени" есть уникальный шанс увидеть Мейерхольда в несколько ином свете. В 1923 году Всеволод Эмильевич решил сыграть спектакль "Земля дыбом" для съехавшихся на одну из первых народно-хозяйственных и кустарно-промышленных выставок доярок, механизаторов и прочих передовиков производства. Накануне на той же площадке давали "вечер народностей Чувашей, Туркменов, Узбеков, Хивинов, Хакасов (с шаманом), Белорусов и Украинцев". Ни к чему особому этот вечер приурочивать не стали. Всеволод Эмильевич не удержался и посвятил спектакль "Красной Армии и первому красноармейцу СССР товарищу Льву Троцкому". Кто знает, как сложились бы судьбы театрального новатора, если бы не то самое посвящение будущему "врагу народа".
Почвовед, агрохимик, агрофизик, патриарх русского земледелия с более животноводческой, чем земледельческой фамилией, Дояренко свои произведения — в свободное от основной работы время он писал песни — никому не посвящал. Ему было вполне достаточно того, что главная его песня называлась — "О Родине". Агроном оказался дальновиднее и достойнее режиссера.
Кого считать культурным
Дальновидной и достойной предстает и профессор Елена Гнесина, в сорок седьмом году распознавшая недюжинный талант Святослава Рихтера. В своем обращении в Верховный Совет СССР она писала об очень простых вещах. О том, что Рихтер — молодой талантливый пианист, быть может, самый талантливый из всех существующих на земле пианистов, о том, что ему негде жить — приходится ютиться на даче у знакомых, и ему негде поставить свой рояль — приз, полученный на престижном музыкальном конкурсе. И вполне возможно, что величайший пианист Рихтер мог и не состояться, если бы профессор Гнесина не написала тогда о таких простых, очень простых вещах. И если бы забытый депутат Верховного Совета не наложил на ее письмо положительную резолюцию.
В пятидесятые годы в Политехническом музее состоялся диспут на тему "Кого считать культурным?". По большому счету, вопрос остается открытым до сих пор. Но быть может, тогда, купив за рубль входной билет, дискутировавшие и пришли к какому-нибудь простому и справедливому решению, о котором мы, погрязшие в невежестве, даже и не догадываемся. Ведь спорили люди образованные, мероприятия в Политехническом посещавшие регулярно. Им была предназначена лекция участника высокоширотной арктической экспедиции 1954 года Е. М. Сузюмова с последующей демонстрацией кинофильма, для них на вечере "Две недели в США" "с впечатлениями выступали" участники 1-го Международного океанографического конгресса в Нью-Йорке, они имели довольно точное представление о том, как устроен ДнепроГЭС и чем, собственно, фрезерный станок отличается от токарного.
У времени в плену
Достоянием истории стали люди, изображенные на фотографии в газете московских вендиспансеров "За здоровый быт". Шестеро здоровых бритых мужиков натужно орудуют веслами. Подпись под фотографией: "Спорт — наилучший способ борьбы с пьянством и венерическими заболеваниями".
"В городе Кременчуге систематические перебои с хлебом, а булочных изделий совсем нет. Рабочие встают за хлебом в пять часов утра и занимают очередь", — житель Кременчуга, приславший это письмо в газету "Известия" (которое та немедленно передала в соответствующий отдел ЦК), меньше всего хотел стать летописцем, однако стал им.
Стал им и некий чиновник из киноминистерства, составивший 22 октября 1958 года "Список картин, заканчиваемых производством (опаздывающий прибытием — как сказали бы на нашей любимой железной дороге) киностудиями страны к 21-му съезду КПСС". Удивительным образом здесь соседствуют "Ветер" Алова--Наумова, "Солдатское сердце" Колосова и "Первый парень на селе" Параджанова. Окружены эти фильмы продукцией неизвестных истории авторов — фильмами "Заре навстречу", "Голубая стрела" (какая гамма получается!), "Очарован тобой", "Далеко в горах" и так далее.
Организаторы выставки "Приметы времени в жизни советского человека. 1917-1991" хотели, цитирую, "взглянуть на советское прошлое без идеологических установок 'за' и 'против'". Замечательно им удалось другое. Каждый, кто приходит на выставку, имеет счастливую возможность убедиться: чтобы попасть в историю, достаточно жить так, как живется. Надо лишь не забывать о том, что все мимолетное может — по прихоти судьбы — вдруг оказаться вечным. И тогда уже, как говорится, "ничего не попишешь".
ЭДУАРД Ъ-ДОРОЖКИН