Люди размножаются быстро. Но вещи — еще быстрее
Мы не обходимся малым. Мы забыли мудрого монаха Оккама и множим сущности безо всякой необходимости. Загляните-ка к себе на антресоли: ну, что там? Сгоревшая электродрель. Старые коньки. Фарфоровая собачка с красными глазами. Книга "Марксизм и языкознание". А то и кое-что пострашнее!
Когда я оглядываю предметы, окружающие меня, перебираю в задумчивости то, чем оброс по ходу жизни, я понимаю, что археологу далекого будущего, — может быть, это будет какой-нибудь трехногий ушастик с беты Водолея, — которому предстоит разбирать руины моей панельной четырнадцатиэтажки, не позавидуешь. Вот он сидит, зелененький, почесывая щупальцем роговые выросты, над раскопом в районе Верхней Ямской слободы. Послушный робот снимает одно за другим напластования культурного слоя. Перекусывает прутья арматуры. Всасывает бетонную труху. И вот — трепетный момент: жилище русского горожанина конца двадцатого века по земному летосчислению. Охлебнув чистого азота, бетянин начинает осмотр. Сколько тайн и загадок!
Нажав кнопочку на зеленом баллончике, археолог вдохнет божественный аромат Roach Killer. "Эге! Так вот какими запахами они приманивали своих самок". А вот — похожий флакон, но с надписью Farenheit. "Мерзость какая. Таким только дюзы чистить". И наконец — он наткнется на загадочный ящик. Разберет, порывшись в словарях, надпись на борту — Panasonic TV. Но внутри — не Панасоник. Там лежат продолговатые предметы из разноцветной пластмассы — иные из них гладки и прямы, другие же чуть изогнуты и шероховаты. Размеры — от десяти санитметров до сорока в длину, от двух до пяти в диаметре. В торце каждого — крышечка, под которой контакты. Кроме означенных устройств в коробке — россыпь флаконов и тюбиков. И еще одна коробка, поменьше. На ней изображена молодая дама большой красоты по имени Shelly. И в этой коробке — самое главное, самое загадочное и влекущее.
Но по порядку. Оставим на минуту бетянина и перенесемся в наши дни. История эта случилась года четыре назад. Жил-был в городе Риге прогрессивный журналист Владимир Линдерман. И издавал он веселую газету "Еще". Девиз газеты был прост и ясен: "За единое эротическое пространство!"
Линдер оказался человеком оборотистым и наделенным, что называется, деловой жилкой. И помимо газеты открыл он в родной своей Риге небольшой магазинчик. По профилю. Дело пошло.
И вот однажды он по старой дружбе пригласил меня в Ригу. Все было очень мило: крепкий кофе, вкусная еда, европейские цены. Летели сизоватые облака с залива. Вокруг Домского собора бродила молодежь белобрысого скандинавского типа. И перед отъездом Линдер завел меня в свой магазин. "А вот, — сказал он, — не хочешь ли попробовать бизнес? Смотри: отличный товар. Людям это нужно. У нас идет неплохо, значит, и у вас пойдет". Играла легкая музыка. За плотно зашторенными окнами был чистый, тихий город. Словом, я оказался для беса легкой добычей. "Значит, так, — сказал Линдер, — я дам тебе образцы. Поработаешь с ними, предложишь там у вас".
Я вернулся из Риги с объемистой сумкой. Немного волновался в Пыталово, на таможне, — но никто ни о чем меня не спросил. Дома я разложил образцы на письменном столе. Да, на балтийской земле они смотрелись как-то органичнее. Открыл одну из упаковок: розоватый бугристый объект выглядел грозно и загадочно. Выковырнув из телевизионного пульта батарейки и заправив их в ствол, я включил агрегат. Он тепло и мелко зажужжал. "И сколько же он должен стоить?" — поинтересовалась моя подруга. Я сверился с описью: "Семьдесят семь баксов". Подруга покрутила у виска пальцем и вытряхнула из агрегата батарейки. "Что, думаешь, это у нас не пойдет?" — спросил я. "Знаешь, маньяков вообще немного", — был ответ.
Так в моем доме появились пятнадцать вибраторов, надувная sex doll и целая аптека всяких занятных снадобий: для ускорения процесса, замедления его, усиления, восстановления, укрепления, успокоения и т. д. Если все это заглотить, втереть, накапать, вдохнуть, то, наверное, превратишься в Кинг-Конга. Но я не пробовал. Заветную коробку я иногда открываю при гостях. Я научился устраивать презентации наподобие тех, что устраивают торговцы посудой "Цептер" или косметикой "Нью-Вейс". А на прошлый свой день рождения я надул Шелли — и она была даже чем-то вроде королевы бала: не самой, может быть, разговорчивой, но, безусловно, самой открытой и экстравагантной.
Коробка с фаллоимитаторами и эротическими снадобьями покоится на антресолях рядом с такой же, полной отработавших свое бумаг. Например, там лежит моя курсовая на тему "Любовная лирика советских поэтов".
Я думаю, бетянский археолог составит себе вполне превратное представление о жизни землян, но в конце концов оно едва ли будет более искаженным, чем наше представление о жизни Калигулы или Аменхотепа. И почему-то мысль о том, что он, пожалуй, посчитает Шелли хорошо сохранившимся человеческим экземпляром, которой посвящены звучные стихи Щипачева и Асадова, вызывает у меня неправедную радость. Пусть роет дальше: может быть, где-нибудь в нашем подъезде он отыщет ее надувного мужа. То-то будет радости его коллегам из секции "Солнечная система" музея галактических раритетов!
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ