Первая неделя прощального турне Иосифа Кобзона прошла с аншлагами
В моем озорном детстве существовало по меньшей мере три непреложных истины. Первая: Пугачева поет замечательно, но слегка вульгарно. Вторая: Зыкина поет хорошо, но очень уж коммунистка. Третья звучала так: Кобзон поет всегда. Сложнее всего привыкнуть было именно к этой мысли. Кажется, от нее же будет сложнее всего отвыкать.
В отличие от Аллы Пугачевой Иосиф Кобзон решил расстаться с концертной деятельностью навсегда. Без оговорок. Поступил так, как положено поступать настоящему мужчине, прошедшему огонь, воду, медные трубы, отказ в американской визе и застенок израильских пограничников. Сказал — как отрезал. Поклонникам ничего не остается делать, кроме как посещать концерты прощального турне артиста да запасаться двадцатью компакт-дисками, выпуск которых мэтр как раз и приурочил к своему уходу со сцены. Очень правильное с коммерческой точки зрения мероприятие. Кстати, на одном из компакт-дисков Иосиф Кобзон блеснет доселе незнакомой широкому слушателю стороной своего таланта — в исполнении народного артиста СССР прозвучат религиозные песнопения.
Я очень хорошо представляю себе господина Кобзона, возносящего вдохновенную молитву Господу Богу. Наверное, потому, что в школьном хоре я пел его песни — и наша преподавательница пения Руфина Викторовна не раз и не два указывала на недостаточное количество гражданского пафоса в моем голосе и абсолютно антиобщественное выражение на моем лице. Весь в слезах придя домой, я первым делом бросался к черно-белому "Рекорду" — смотреть на Кобзона. Поэтому его лицо я знаю досконально. С таким замечательным лицом можно петь любые песни — и про партию, и про Бога: звучать они будут одинаково искренне и убедительно.
В любом случае, есть много причин, по которым уход Кобзона можно отнести к разряду событий весьма печальных. Самая, наверное, главная состоит в том, что Кобзон реально был одним из немногих артистов, для которых не существовало границ ни возрастных, ни географических. "Через годы, через расстояния" — это про него. Одинаковый прием ждал Кобзона в Москве, Алма-Ате, Владивостоке, Биробиджане, Ереване, Баку... К нему одинаково относились семидесятилетняя большевичка, тридцатипятилетний беспартийный ИТР, и я, тогда еще несмышленое дитя. Его певческие качества не обсуждались. Кобзон был неотменяемой данностью, как очередь к павильону "Пиво" в моем таганском дворе. Наша соседка по коммуналке, пожилая женщина дворянских кровей, прощала ему даже то, что он был евреем — в ее практике случай исключительный.
То, что без Кобзона никуда, стало особенно ясно в смутные годы перестройки. В них затерялось огромное число людей — певцов, актеров, режиссеров, обласканных прежней властью ничуть не меньше, чем Кобзон. Часть из них исчезла навсегда, часть — пытается, спустя десять лет, вернуться к активной жизни. Все эти годы Кобзон упорно пел. Причем пел в свободное от основной работы время — его главным занятием было, разумеется, не пение. Переработка нефти, бартерные сделки, связанные с продовольствием и металлами, сеть столичных аптек — вот что занимало Иосифа Кобзона в первую очередь. И слава Богу, что ему хватает мужества это признать: "В какой-то момент Кобзон-певец и Кобзон-бизнесмен стали мешать друг другу, отнимать друг у друга время". Вот только название прощального турне — "Я песне отдал все сполна" — с учетом этих обстоятельств считаться правдивым лишь отчасти.
Уход Кобзона неизбежно породит еще один вопрос: а что же станется с официальными мероприятиями? Кто, например, будет петь на открытии храма Христа Спасителя или на очередном юбилее главного пастуха Советского Союза Владимира Зельдина? Как будут бороться с преступностью, если на концерте, посвященном Дню милиции, не выступит Кобзон? С каким настроением в день восьмого марта уйдут из Колонного зала Дома Союзов дамы, не одаренные кикабидзе-кобзоновской улыбкой? Что станется с юбилеями московских и питерских театров?
Думается, если Иосиф Кобзон порвет и с этой сферой своей деятельности (которая скорее подпадает под определение общественной, а не певческой), то следует ожидать, что в недалеком будущем жанр правительственного концерта отомрет как таковой. Его заменят чем-нибудь другим — но это будет лишь жалкая попытка вернуться к тому, большому стилю, наиболее ярким воплощением которого был (и пока еще остается) Иосиф Кобзон.
Но самую тяжелую утрату понесет с уходом Кобзона политическая география СССР — ее просто не станет. Один из лучших ее сыновей сделает ей ручкой так же, как в программе "Тихий дом" делает ручкой Сергей Шолохов. Только вот скажет он не "Пока-пока", а "Прощай, милая!". Признавая за собой "консервативное воспитание" и до боли в сердце любя своего слушателя (который, не побоимся такого заявления, в большинстве своем с удовольствием вернулся бы в нерушимый Союз), Кобзон тем не менее уверенно заявляет: пришло время других песен. И если даже такому великому интернационалисту, как Кобзон, очевидно, что возврата в советское лоно быть не может, значит, его и в самом деле не будет. А значит и мы можем вздохнуть свободнее. Спасибо вам, Иосиф Давыдович, хотя лично мне будет ох как не хватать ваших песен.
ЭДУАРД Ъ-ДОРОЖКИН