"Русские убили и закопали"

 
Один небезызвестный российский генерал по фамилии Барсуков как-то сказал: "Все чеченцы по рождению убийцы, бандиты или воры". Я убежден, что эти слова Барсукова мобилизовали тогда в отряды Масхадова и Басаева куда больше чеченских парней, чем призыв имама к священному газавату.

       Это было в первую чеченскую войну. В Грозном шли бои. Я прятался в подвале одной из пятиэтажек в самом центре города. Со мной еще человек сорок, от грудного младенца до седобородого старика. По национальности полный набор: чеченцы, русские, украинцы, армяне. Напомню, в августе 1996 года Грозный штурмовали отряды Масхадова. За стенкой в том же подвале, где прятались мы, располагался штаб боевиков во главе с Шамилем Басаевым. Через две улицы оборонялись подразделения федеральных войск. Иногда боевики заходили к нам в подвал, чтобы набрать воды. "Что с нами будет?" — спрашивали их женщины. "А нам почем знать, что с вами будет. Готовьтесь умереть в газавате",— бросали в ответ боевики.
       По нашему дому били прямой наводкой. Тяжелые бронебойные снаряды проходили сквозь крышу и потолки на верхних этажах. За три дня перестрелки погибло около десятка мирных жителей. На 14-е сутки боев я понял, что надеяться не на что, и решил выходить из города. Обитатели подвала последовали за мной — правда, не все. Мелкими перебежками, рискуя в любой момент попасть под минометный обстрел, мы все же выбрались из зоны боев. Мы шли, перешагивая через изувеченные трупы горожан, которые не сумели увернуться от осколка или шальной пули. Через пять дней после того как я вышел из Грозного, 21 августа, был объявлен знаменитый ультиматум генерала Пуликовского. Если боевики в течение 48 часов не уйдут, то город со всеми, кто там остался, будет превращен в пепел.
       Это война, говорят мне. Я спрашиваю: война с кем? Со мной? Чем я и сотни тысяч других чеченцев, которые на протяжении последних 8-9 лет являются заложниками военно-политических, экономических и прочих игр Москвы и Грозного, провинились перед российской властью? Разве только тем, что нас угораздило родиться чеченцами.
       "Мы для них не люди. Они все равно нас будут убивать. Так лучше погибнуть сражаясь, чем прятаться в подвале"-- таков аргумент многих молодых чеченцев, берущих в руки оружие. И с ними спорить очень сложно. В первую войну я потерял все, что у меня было: машину, четырехкомнатную квартиру в центре Грозного и все имущество до последнего утюга. Камня на камне не осталось от редакции местной газеты, где я работал. Что сделала власть страны гражданину, то есть мне, чтобы компенсировать эти потери? Ничего.
       Только в одном Грозном в первую войну жилье потеряли около 60 тысяч семей. Сколько домов порушено в сельских районах, никто не считал. Известно только, что с лица земли стерты десятки сел. И ничего не восстановлено.
       Буденновским жителям после рейда Басаева все восстановили. Жителям селения Первомайское в Дагестане, которое было разрушено в ходе боев с отрядом Радуева, вместо бывших мазанок отстроили настоящие особняки. Ежегодно проводятся дни памяти жертв среди мирного населения в этих населенных пунктах. Мне, такому же гражданину России, как Иванов из Буденновска или Гамзатов из Ботлиха, показали фигу. Видно, я все же не такой. Второсортный.
       Я, конечно, обиделся, но за автомат не взялся. Мне уже за сорок, и я успел в свое время получить нормальное образование. Могу, слава Аллаху, отделить зерна от плевел. Меня не проймешь удуговской пропагандой о том, что русские — это враги чеченцев, что смерть в джихаде — это великое счастье. Но иное мыслят 16-18-летние чеченцы, чье взросление пришлось на последние годы, когда их родина утопала в крови.
       Эти сельские пацаны русских видели только на броне танков и с автоматами в руках. Им невдомек, что когда-то русские были лучшими учителями в чеченских школах. Меня поразили слова моей трехлетней племянницы Зулейхан, сказанные ею на похоронах умершей своей смертью моей матери. Когда кто-то из родственников спросил у девочки, что случилось с бабушкой, она ответила: "Русские убили и закопали".
       Адаму Лабазанову из Алхан-Калы в первую войну было 16. Мать буквально за ноги стащила его с кузова грузовика, увозившего десятки таких же подростков оборонять в январе 1995-го президентский дворец в Грозном. "Ты сначала заработай на свои похороны, а потом иди воевать",— сурово одернул отец. Адам остался дома. Все три года после первой войны он работал не покладая рук. Помогал отцу, сельскому каменщику. Но в августе прошлого года Басаев, Хаттаб со своими отрядами пошли на Дагестан. "Нельзя допустить, чтобы разрушались наши города и села,— сказал тогда министр российского правительства Рамазан Абдулатипов.— Террористов надо добить на их территории". Стало быть, Чечня — не российская территория.
       Счет жертв среди мирного населения за первые же недели войны пошел на сотни. Посыпались бомбы и на Алхан-Калу. Одна из них угодила в дом Лабазанова и убила отца семейства. 19-летний Адам взял автомат и ушел воевать. Его сверстники, оставшиеся дома, живут под постоянной угрозой очередной зачистки. Многие из них завидуют Адаму и в любой момент могут последовать его примеру. И для этого старается не только Удугов, призывающий к вечному джихаду, но и сама российская власть, поставившая всех чеченцев вне закона.
       
МУСА МУРАДОВ,
       корреспондент ИД "Коммерсантъ" в Чечне
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...