 |
Национальная идея соблазняет и пугает
Среди 18 фильмов российского конкурса треть сделана в жанре триллера. На "Кинотавре", впрочем, употребляли другой термин: "мочиловка". Некоторые из этих картин — например, "24 часа" Александра Атанесяна — выполнены профессионально и элегантно. Но, повторяясь одна за другой на протяжении нескольких вечеров, они ввели в состояние шока отнюдь не девственную профессиональную публику.
Кульминацией кровавого марафона стал "Брат-2" Алексея Балабанова. Его герой Данила Багров, разобравшись с нехорошими питерскими людьми в первой картине, во второй наводит порядок уже в Чикаго. Цель его зарубежной командировки — отомстить за убийство друга--однополчанина по Чечне, ставшего жертвой интриг международной мафии. Оказавшись за океаном, Багров помогает вернуть деньги обманутому русскому хоккеисту — брату убитого, спасает из лап негритянских сутенеров русскую проститутку и — в буквальном смысле — "мочит в сортире" украинских братков, приговаривая: "Еще за Севастополь ответишь, сука". В общем, по ходу дела он расстреливает несколько десятков американских граждан — в том числе и ни в чем преступном не замешанных. Все это снято как сплошной эпический видеоклип и сопровождается фоном музыкальных шлягеров, среди которых самый знаковый — "Прощай, Америка, о".
 |
На следующий день собралась Российская гильдия кинокритики, чтобы присудить свой профессиональный приз. Сами для себя поставили вопрос: какому зрителю нужно такое кино и какой образ страны оно создает на экране? Некоторые, забыв о высокой терминологии, начали по-старушечьи причитать: да зачем столько крови, да разве в жизни вы видели живых мафиози, кому-то из вас приставляли хоть раз пистолет к виску? По реакции было ясно, что фильм затронул болезненные струны. Судя по всему, национальная идея, о которой столько говорили демократы, а в последнее время и либералы, наконец явилась на свет в самом своем грубом, откровенном и карикатурном виде. Ею уже увлечены многие молодые интеллектуалы, а публику попроще и увлекать не надо. Кино всегда предсказывало исторические катаклизмы: в Германии сначала явился экранный монстр Калигари, вскоре за ним — Гитлер. Такова катастрофическая логика тех, кто считает сегодняшнее русское кино отражением опасного упадка общества.
С другой стороны звучал противоположный аргумент: Коппола тоже снимал "Крестного отца" не под дулом пистолета. Жанровый кинематограф существует во всем мире как чистое развлечение, игра ума. Даже если американский триллер идеологичен, это "внутренняя идеология", упакованная в художественную метафору и не выпирающая из каждого кадра. Кинематограф в Америке существует как бы впереди жизни, а жизнь — это только слепок блестящего и мифологичного голливудского мира.
В России кино отражает жизнь, воспитывает — оно по традиции "важнейшее из искусств", "больше, чем кино". И в результате оказывается как раз "меньше": оно несамодостаточно, оно обязательно подкрепляется идеологией в самой что ни на есть примитивной форме. Вот почему в постсоветском идеологическом вакууме кинематограф у нас захирел. Сейчас он судорожно возрождается, но на какой основе?
 |
Это был главный вопрос для сочинского жюри: как отнестись к разгулу насилия на экране? Проблему занятно оттеняла программа проходившего в то же самое время международного фестиваля. Например, на просмотр культовой картины "Просто кровь" братьев Коэнов зрители пришли хорошо разогретые отечественными "мочиловками" и именно потому смогли оценить юмор американских режиссеров, впервые превративших психотриллер в комедию.
Другой пример: когда в одном зале шел корейский боевик о маньяке с подводной лодки, чуть не уничтожившем мир, в другом показывали "Зависть богов" Владимира Меньшова. В этой ретромелодраме поворотным пунктом сюжета становится вошедший в историю расстрел южнокорейского самолета советскими параноиками: именно этот рецидив холодной войны разрушает страстный роман французского журналиста и жены номенклатурного советского писателя.
Как и "Брат-2", картина Меньшова относилась к разряду тех немногих в российском конкурсе, что должны либо получить главный приз, либо вообще ничего. Случилось последнее. Но если "Брат-2" был не принят идеологически, то "Зависть богов" — эстетически. "Последнее танго в Париже" и "Москва слезам не верит" не соединились в единое целое (сценарий фильма назывался "Последнее танго в Москве"). И причина здесь в том, что советское кино (а Меньшов даже в "антисоветском" фильме, безусловно, не перестал быть советским режиссером) остается островком экзотики в море мирового кинематографа.
 |
Фильм Худойназарова — евразийская фантасмагория в духе работ Кустурицы, но с более меланхоличным типом режиссерского темперамента. Это и восточная сказка, и сюрреалистический сон. Его сюжет общечеловечен: девушка забеременела в лунную ночь, и ее отец с братом пытаются найти виновного. Но сюжет очень быстро растворяется в игре кинематографических образов, фантазия режиссера не скована рамками идеологий и "национальных идей", она свободна и легка.
Два других фильма, что конкурировали с "Лунным папой", респектабельны, достойны, но лишены этой свободы. "Русский бунт" Александра Прошкина — экранизация "Капитанской дочки" и "Истории Пугачевского бунта". "Дневник его жены" Алексея Учителя — художественная версия эмигрантской жизни Бунина. В каждом из них много частных профессиональных достоинств (музыка, изобразительное решение, актерские работы), а "национальная идея" присутствует на интеллигентском уровне.
 |
Жюри под председательством Игоря Масленникова многие в Сочи считали эклектичным и непредсказуемым. Но именно оно приняло не так часто встречающиеся на фестивалях концептуальные решения — политкорректные в самом лучшем смысле. "Дневник его жены" отмечен почетным гран-при, "Русский бунт" — спецпризом фестиваля (плюс актерской наградой для Сергея Маковецкого).
Таким образом, были отмечены две достойные картины, но на вершине призовой пирамиды все же оказался "Лунный папа". Что не только заслуженно по шкале художественных критериев, но и своевременно сигнализирует об опасности изоляционизма, которая на новом этапе истории вновь подстерегает российское кино.
Попытки адаптации американских жанровых моделей при отсутствии развитой кинематографической мифологии не просто ведут к провинциальности, а возбуждают шовинистические комплексы. Невозможно вернуться и в воду советских реалий, даже если ты вооружен знанием Бертолуччи, а некогда запрещенное порно крутят теперь в каждом доме. Как найти третий путь — не подскажет никакая идеология или национальная идея. Только талант и художественная интуиция.
АНДРЕЙ ПЛАХОВ